– Да, таких спецов, как ты, или там Михайлович рыжий – сейчас не сыщешь, – сказал я ему. Искренно, от души сказал – он понял наш исторический момент совершенно правильно.
– Михайлович? – прищурился он, вспоминая.
– Ну, помнишь, ты его возил, рыжеватый, с длинным усом на щеке, – напоминал я и скинул единственного козыря из жидкой колоды. – Насчет Минска он ездил…
– А-а-а! Конечно, помню! Ух, огневой еврей был! – Пашка, видимо, устав ждать жену, налил еще по стаканчику, а сам встал к плите, вышиб на сковороду дюжину яиц и, помешивая яичницу, тоненько напевал: -…Огурчики – помидорчики, Сталин Кирова убил в коридорчике…
– Почему – «был»? – заметил я равнодушно. – Михайлович по сей день жив, здоров. И сейчас работает…
– Во дает! – восхитился Пашка. – А чё делает?
– Евреями недовольными занимается, – усмехнулся я. – Он же ведь по этому делу специалист…
– Он по любому мокрому делу специалист! – заржал Гарнизонов, снял с плиты яичницу и стал разбрасывать ее нам по тарелкам.
Я задержал дыхание, собрался, сказал как можно спокойнее, увереннее:
– Я уж мелочи всякие подзабыл, но, помнится, это он тогда лихо управился с Михоэлсом.
Гарнизонов набил рот яичницей, помотал башкой, круто сглотнул – так что слезы выступили, запальчиво сказал:
– Не он один! Да и задача у нас была пустяковая – прикрывали. Нам чужих подвигов не надо – свои имеются…
– Слушай, Пашка, а почему его возил ты?
– Ну, Леха, ты как был, так и остался пацан! Всесоюзная операция, руководил союзный замминистра Крутованов – тут главное, чтобы литовцы ничего не узнали – наши же сотрудники. Иначе все сразу же утекло бы на сторону. Нет, мы таких вещей не допускали!
– Эх, Пашка, какие книги о вас до сих пор не написаны! – заметил я.
– Вот тут, – он похлопал себя по толстой облезлой голове в шелковистом блондинистом пухе, – на сто романов товару имеется. Только пока рано…
– А я встретил Сергея Павловича Крутованова, он мне сказал, что пишет воспоминания, – уверенно-нагло соврал я.
Гарнизонов махнул рукой:
– Это будут книги для дураков – все равно самого главного, самого интересного нашему населению рассказывать пока не надо. Еще многие недопонимают. А рассказать, чего у него имеется! Ух, орел-мужик! Как взглянет бывало – ноги отнимаются! А ведь молодой парень был совсем – лет тридцати!
– Тридцати трех. Он – пятнадцатого года.
– Может быть – он ведь еще моложе выглядел, стройный, подтянутый, в заграничном костюме! Как киноартист…
– А ты его нешто видел?
– А как же? – обиделся Пашка. – Вот тогда-то, в связи с Михоэлсом, он и приезжал…
– Из Москвы? – удивился я.