— Его трудно расшевелить, — заметил Колльберг.
— Лучше бы я сделал это сам, — раздраженно сказал Гюнвальд Ларссон. — Такое задание можно выполнить за один день.
— У него было много работы, и он только вчера освободился, — словно оправдываясь, сказал Мартин.
— Какой еще работы?
— Ну, мы ведь занимаемся не только телефонами-автоматами в Сундбюберге, нам хватает и других дел.
Поиски Олафсона не продвигались ни на шаг, и не было никакой возможности их как-то ускорить. Все, что можно было разослать, уже разослали, от описаний и фотографий до отпечатков пальцев и характерных особенностей зубов.
Суббота и воскресенье прошли у Мартина Бека так, что хуже некуда. Его мучило тревожное предчувствие, что еще немного и это дело станет совершенно запутанным. Насморк у него усиливался, и словно в дополнение к этому его ожидало еще одно потрясение, личного характера. Ингрид, его дочь, объявила, что собирается уйти из дома. В общем-то в этом не было ничего неестественного или удивительного. Скоро ей исполнится семнадцать, и она уже почти взрослая. Конечно, она имеет право жить своей собственной жизнью и поступать как ей нравится. Он уже давно понимал, что такой момент приближается, но тем не менее сейчас был застигнут врасплох. Во рту у него стало сухо, голова закружилась. Он беспомощно чихнул, но ничего не сказал, потому что хорошо ее знал и понимал, что она серьезно обдумала свое решение.
И словно для того, чтобы его добить, жена сказала холодным и практичным тоном:
— Давайте лучше подумаем, какие вещи Ингрид нужно взять с собой. И можешь о ней не беспокоиться. Она не пропадет. Мне отлично это известно, потому что воспитывала ее я.
В общем-то она была права.
Их сын, которому было тринадцать лет, воспринял это сообщение спокойно. Он лишь пожал плечами И сказал:
— Отлично. Теперь я могу занять ее комнату. Там удобнее расположены электрические розетки.
В воскресенье после обеда Мартин Бек и Ингрид остались в кухне вдвоем. Они сидели друг против друга за покрытым пластиком столом, за которым по утрам в течение многих лет вместе пили какао. Внезапно она протянула свою руку вперед и положила ладонь на его руку. Несколько секунд они сидели молча. Потом она вздохнула и произнесла:
— Я знаю, что мне не следует это говорить, но все-таки скажу. Почему ты не делаешь то же, что и я? Почему ты не уходишь?
Он изумленно посмотрел на нее.
Она не отвела взгляд.
— Да, но… — нерешительно начал он и осекся. Он просто не знал, что сказать.
Однако он уже знал, что будет долго помнить об этом коротком разговоре.