— Как это произошло? — спросил Мартин Бек.
— Чертовски странное дело. Его убили ударом камня, засунутым в носок, а в качестве гроба использовали старый автомобиль. В машине и в его одежде ничего не было. За исключением орудия убийства и двух третей Олафсона.
— Я приеду, как только смогу, — сказал Мартин Бек. — Или Колльберг. Думаю, тебе надо бы приехать к нам.
— Это обязательно? — со вздохом спросил Монссон. Для него Северная Венеция была чем-то вроде врат ада.
— Понимаешь, это запутанная история, — сказал Мартин Бек. — Хуже, чем ты можешь себе представить.
— Представляю себе, — иронично произнес Монссон. — До встречи.
Мартин Бек положил трубку, с отсутствующим видом посмотрел на Скакке и сказал:
— Ты неплохо поработал.
Была Вальпургиева ночь, и весна наконец-то наступила, по крайней мере, в южной Швеции. Самолет, вылетевший из Броммы, совершил посадку в аэропорту Бултофта в Мальмё точно по расписанию, без пяти девять утра, и из него вышла группа бизнесменов, а также бледный и потный старший инспектор. У Мартина Бека была простуда и ужасно болела голова. Он не любил летать, а жидкость, которую авиакомпания САС называла «кофе», вовсе не улучшала ему самочувствие. Монссон, большой и плечистый, стоял у входных ворот, засунув руки в карманы плаща и с первой утренней зубочисткой во рту.
— Привет, — поздоровался он. — Ты выглядишь так, словно что-то ищешь.
— Да, — сказал Мартин Бек. — Где здесь туалет?
Вальпургиева ночь — это праздник, когда шведы надевают весеннюю одежду, выпивают, танцуют, едят, веселятся и начинают ждать лета. В Сконе на обочинах появляются первые цветы, а отпуска все ближе и ближе. На равнине коровы пережевывают весеннюю травку и начинается сев технических культур. Студенты надевают свои белые шапочки, а профсоюзные лидеры вытаскивают побитые молью красные флаги и пытаются вспомнить слова «Сынов труда». Скоро первое мая, праздник социалистов, и во время символической демонстрации даже полиция глазеет на духовые оркестры, играющие «Интернационал». Другой работы у полиции практически нет. Ее задача проследить за тем, чтобы никто не принялся плевать на американский флаг и чтобы среди демонстрантов не было никого, кому действительно есть что сказать.
Последний день апреля — это день, когда все готовятся к чему-либо: к весне, к любви и к политическим выступлениям. Это счастливый день, особенно, если он теплый и солнечный.
Мартин Бек и Монссон провели этот счастливый день, разглядывая то, что осталось от Бертила Олафсона, и дважды обследовали старый автомобиль, который мрачно стоял на полицейской стоянке. Они осмотрели камень, черный носок и слепок зубов верхней челюсти Олафсона и внимательно прочли протокол вскрытия. Разговаривали они мало, потому что комментировать здесь было, собственно, нечего. Потом Монссон спросил: