— Вы убирали в комнате, фру Борг? — спросил он, едва переводя дыхание.
— Убирала ли я? Конечно, я…
— Вы подметали там? Вытирали пыль с мебели?
— Ну-у… Я обычно убираю в комнате перед тем, как туда должен вселиться жилец. Сейчас в этом нет особой необходимости. Комната может пустовать несколько дней, даже недель, поэтому я обычно снимаю постельное белье, опорожняю пепельницу и проветриваю комнату после того, как жилец съехал. А почему вы об этом спрашиваете?
— Пожалуйста, ни к чему не прикасайтесь. Мы скоро вернемся и тщательно осмотрим комнату. Может, удастся обнаружить отпечатки пальцев или какие-нибудь другие улики.
Она пообещала ему не входить в комнату. Скакке снова попрощался и помчался вниз по лестнице.
Безнадежно опаздывая, он бежал на встречу с Моникой и размышлял по пути над тем, удалось ли ему на этот раз напасть на верный след.
К тому моменту, когда он вбежал в ресторан, где вот уже двадцать пять минут его ждала Моника, он успел мысленно получить повышение и сделал еще один шаг к тому, чтобы стать начальником полиции.
Однако на Кунгсхольмсгатан Гюнвальд Ларссон спросил:
— Во что он был одет?
И еще через несколько секунд:
— Какое на нем было пальто? Костюм? Ботинки? Носки? Рубашка? Галстук? Он пользовался бриллиантином? Курил? Если да, то как часто? В чем он спал? В пижаме или ночной рубашке? Подавала ли она ему по утрам кофе?
И еще через тридцать секунд:
— Почему эта глупая женщина не сообщила в бюро регистрации, что у нее жил иностранец? Видела ли она его паспорт? Надеюсь, ты ее хорошенько припугнул?
Скакке расстроено посмотрел на Гюнвальда Ларссона и направился к двери.
— Постой, Раке.
— Слушаю.
— Возьми с собой дактилоскописта.
Скакке вышел.
— Идиот! — обращаясь к закрытой двери, произнес Гюнвальд Ларссон.
В комнате обнаружили несколько отпечатков пальцев. Когда исключили принадлежащие фру Борг и Скакке, то осталось три, одним из которых был отпечаток большого пальца, измазанного бриллиантином.
Во вторник, двадцать первого мая, они отослали копии отпечатков пальцев в Интерпол. Это было единственное, что они могли сделать.
В понедельник, после Вознесения, Мартин Бек позвонил в Мальмё и поинтересовался, как идут дела.
Хаммар, стоящий в двух метрах от него, только что сказал:
— Позвони в Мальмё и поинтересуйся, как идут дела.
Мартин Бек пожалел, что позвонил, в тот момент, когда услышал голос Монссона, потому что внезапно вспомнил, как ему самому в течение многих лет бесчисленное количество раз задавали тот же идиотский вопрос. Начальство. Пресса. Жена. Глупые коллеги. Любопытные знакомые. Как идут дела?