«Расследование зашло в тупик. Полиция втихомолку спрятала главного свидетеля. Полиция бессовестно обманула прессу и общественность».
«Если пресса и Великий Детектив — Общественное Мнение — не получают точной информации, то каким образом полиция может рассчитывать на их помощь?»
Единственная вещь, о которой не упоминали газеты, была смерть Шверина, однако это объяснялось, по-видимому, лишь длительностью процессов набора и печати.
Каким-то образом им также удалось разнюхать горькую правду о неудовлетворительном состоянии места преступления, когда туда прибыли специалисты из Института судебной экспертизы.
«Драгоценное время было упущено!»
К несчастью, групповое убийство совпало с запланированным несколько недель назад обыском киосков и табачных лавочек с целью обнаружить порнографическую литературу, оскорбляющую общественную мораль.
Одна из газет язвительно сообщила на первой полосе, что по городу носится охваченный исступлением психически больной убийца, население в панике, горячие следы остывают, а в это время целая армия духовных наследников Олафа Бергстрёма[5] с топотом мечется по городу, разглядывает порнографические открытки и, почесывая в затылке, пытается разобраться в путаной инструкции Министерства юстиции и понять, что следует считать оскорблением общественной морали, а что — нет.
Колльберг пришел на Кунгсхольмсгатан около четырех часов дня. У него были кристаллики льда в волосах и бровях, угрюмое выражение лица и пачки газет под мышкой.
— Имей мы столько информаторов, сколько развелось писак, можно было бы даже пальцем не шевелить, — сказал он.
— Все дело в деньгах, — заметил Меландер.
— Сам знаю. Но разве это помогло бы?
— Нет, — ответил Меландер. — Однако это самое простое объяснение.
Он вытряхнул пепел из трубки и углубился в свои бумаги.
— Ты, наконец, поговорил уже с психологами? — о кислой миной поинтересовался Колльберг.
— Да, — не поднимая головы, ответил Меландер. — Протокол сейчас перепечатывают.
В штаб-квартире расследования появилось новое лицо. Треть обещанного пополнения только что прибыла. Монссон из Мальмё.
Монссон был почти такого же роста, как Гюнвальд Ларссон, однако внешне выглядел гораздо менее устрашающе. Из Сконе он приехал на собственном автомобиле. Причем вовсе не для того, чтобы получить ничтожную компенсацию в сорок шесть эре за один километр, а потому, что совершенно справедливо полагал, что было бы неплохо иметь в своем распоряжении автомобиль с буквой «М» на номерном знаке.
Теперь он стоял у окна и глядел на улицу, одновременно жуя зубочистку.