— Я отправлю им это, — выходя сказал Эк.
Примерно минуту все молчали.
— Фредрику удалось кое-что установить, — наконец сказал Колльберг. — Оказывается, Стенстрём уже сидел в автобусе, когда проезжал по Юргордсброн. Следовательно, он ехал из Юргордена.
— За каким чертом его туда понесло? — удивился Гюнвальд Ларссон. — Вечером? В такую погоду?
— Я тоже кое-что выяснил, — сказал Мартин Бек. — Вероятнее всего, он не был знаком с той медсестрой.
— Это точно? — спросил Колльберг.
— Нет.
— На Юргордсброн он был один, — добавил Меландер.
— Рённ тоже кое-что установил, — сказал Гюнвальд Ларссон.
— Что именно?
— То, что «днрк» означает «я не узнал его», я уже не говорю о человеке по фамилии Акальсон…
Это было все, что удалось установить в среду, пятнадцатого ноября.
Шел снег. Падали большие мокрые хлопья. Уже было совершенно темно.
Конечно, фамилии Акальсон нет. По крайней мере, в Швеции.
В четверг им вообще ничего не удалось установить.
В четверг вечером, когда Колльберг вернулся к себе домой на Паландергатан, было уже больше одиннадцати. Жена читала, сидя у торшера. На ней был коротенький халатик, она устроилась в кресле, поджав под себя ноги.
— Привет, — поздоровался Колльберг, — Ну, как там твои курсы испанского?
— Естественно, никак. Даже смешно представить себе, что вообще можно чем-то заниматься, будучи женой полицейского.
Колльберг нс ответил. Он быстро разделся и отправился в ванную. Побрился, принял душ, долго обливался водой, надеясь, что разъяренный сосед не позвонит в полицию и не обвинит его в том, что, пустив воду, он нарушил ночную тишину. Потом он надел купальный халат, пошел в комнату и, усевшись напротив жены, принялся задумчиво смотреть на нее.
— Давненько я тебя не видела, — сказала она, не поднимая глаз от книжки. — Как там у вас дела?
— Паршиво.
— Жаль. Просто не верится, что в центре города в автобусе кто-то может застрелить несколько человек, просто так, без всякой причины. А в это время полиция не находит ничего лучше, как устраивать глупейшие облавы. Это просто удивительно.
— Да, — согласился Колльберг. — Это в самом деле удивительно.
— Кроме тебя, есть еще хотя бы один человек, который тридцать шесть часов не был дома?
— Возможно, есть.
Она продолжала читать, а он молча сидел минут десять, может быть, даже пятнадцать, не сводя с нее глаз.
— Что это ты так на меня уставился? — спросила она, по-прежнему не глядя на него, но в голосе у нее появились веселые нотки.
Колльберг не ответил, и со стороны казалось, что она целиком погрузилась в чтение. Она была темноволосая и кареглазая, с правильными чертами лица и густыми бровями. Она была на четырнадцать лет моложе него, недавно ей исполнилось двадцать девять, и она, как и всегда, казалась ему очень красивой. Наконец он сказал: