— Каждый день — новая.
— Это — в меня, — не без самодовольства отметил Дмитрий Иванович: в его ругани было куда больше одобрения, что очень не нравилось Млынову. — Ну, это хорошо, скорее уморится. А ты чего прискакал? Уговаривать не пойду, я Мишку лучше тебя знаю. Стало быть, ждать надо, покуда силы в нем кончатся.
Млынов прискакал не за советом, а за деньгами: старик был богат, но прижимист и, в отличие от сына, считать умел. Кроме того, он обладал редкостным упрямством, которое возникало вдруг, без всякой видимой причины, и капитан опасался начинать разговор. Пока он раздумывал, с какой стороны подступиться к старому кавказскому рубаке, Дмитрий Иванович продолжал не без удовольствия сокрушаться по поводу беспутного сына.
— Лихой солдат и командир отменный, а перед юбкой устоять не может, вот ведь какая незадача. Это у него смолоду: как лишнюю чарку хватит, так и глядит, где шелками зашелестело. Сколько разов говорил: «Мишка, поопасись, этак и карьеру сгубить недолго. Бабские шепотки нам, военным, самое зло». Какое там! Еще пуще глаза выкатывает. Упрям!
Последнее слово генерал произнес с особым удовлетворением, но Млынов уже не слушал его. Он поймал ниточку, за которую следовало тянуть, чтобы заставить папашу раскошелиться.
— Совершенно верно, Дмитрий Иванович, — таинственно приглушив голос, сказал он. — Я ведь с тем к вам и прибыл. Известно, сколь предвзято относится к Михаилу Дмитриевичу Его Высочество главнокомандующий, а тут вот-вот долги всплывут.
— Долги? — нахмурившись, протянул Скобелев-старший. — Опять влез?
— Главное, необдуманно векселя подмахнул. Дошел до меня слух, Дмитрий Иванович, что все эти векселя через подставных скупает некое лицо, дабы затем при удобном случае показать их Его Высочеству и тем самым…
— Кто скупает? Ну? Чего молчишь? Какой мерзавец под Скобелевых копать вздумал?
До сей поры Млынов импровизировал почти спокойно, приправляя правду туманными намеками. Но генерал потребовал конкретных имен; на размышление времени не было, и капитан брякнул, основываясь на интуиции:
— Барон Криденер. Через подставных лиц.
— Ах, колбасник, душу мать! — неожиданно рявкнул генерал. — Ах, немец-перец-колбаса! Ну, врешь, не видать тебе скобелевского позора! — он сложил корявую дулю и почему-то сунул ее в нос Млынову. — Накося, выкуси!
Он бурно дышал и стал красным как помидор. Млынов начал опасаться, не хватит ли его удар, но генерал был могуч как дуб. Легко вскочив, по-скобелевски метнулся к дверям, развернулся на каблуках и оказался перед капитаном.
— Сколько?