Ответ пришел на удивление быстро. А содержание его оказалось таким, что адъютант счел необходимым доложить Михаилу Дмитриевичу до окончания расследования.
— Узатис взял отпуск потому, что проиграл крупную сумму денег. Офицерское собрание полка выдвинуло ему условие: если он в течение года не вернет карточный долг, его привлекут к суду чести.
— Ну и на что он мог рассчитывать в нищей Болгарии? — хмуро спросил Скобелев.
— На ваше имя, Михаил Дмитриевич.
— Что-то я не очень понимаю тебя, Баранов.
— Под ваше имя любой ростовщик немедля даст любую сумму.
— Ну, это уж ты слишком… — задумчиво протянул генерал, припомнив собственные денежные расписки.
— Узатис никогда не просил вас подписать что-либо? Припомните, Михаил Дмитриевич,
— Нет. Чего не было, того не было. Наши матери — близкие подруги. Еще со Смольного института.
— С вашего разрешения я все же проверю эту линию.
— Ну, проверь, — нехотя буркнул Скобелев. — Неприятна мне эта твоя возня, Баранов. Такое ощущение, будто матушку проверяем.
— Никоим образом, Михаил Дмитриевич. Я проверяю безупречность вашего ординарца и буду рад, если мне удастся ее подтвердить.
Каким образом Баранов прощупывал ростовщиков, так и осталось неизвестным. Ни сам Скобелев, ни его денщик Круковский, ни тем более Баранов никому и словом не обмолвились о краже бриллиантов, все шло заведенным порядком, пока адъютант не доложил:
— Николай Узатис предлагал греческому ростовщику Теотакису два бриллианта, однако Теотакис отказался, сразу же сообразив, что они — краденые.
— Не может быть, Баранов, — растерянно проронил Скобелев. — Этого просто не может быть! Ростовщики всегда врут…
— Теотакис ждет в прихожей, — весомо сказал адъютант. — Прикажете пригласить?
— Ну, давай, — нехотя сказал Михаил Дмитриевич. — Послушаем, чего он нам наплетет.
Вошедший ростовщик низко поклонился генералу, оставшись у порога. Скобелев неприветливо созерцал его, и чем дольше это продолжалось, тем все более он ему не нравился. Во-первых, потому что был ростовщиком, а во-вторых, потому что был невероятно худ, что ломало сложившееся у Михаила Дмитриевича представление о греках.
— Ну? — сказал он наконец.
Теотакис тихим голосом повторил то, что до него говорил Баранов, и Скобелева это не убедило.
— Почему я должен вам верить?
Ростовщик пожал плечами:
— Потому что я говорю правду, ваше высокопревосходительство.
— Кто-нибудь может подтвердить ваши слова?
Грек еще раз пожал плечами и промолчал.
— Вот! — с торжеством сказал Скобелев Баранову.
— Разрешите показать шпагу господину Теотакису?
— Нет!
— Я настаиваю на этом, Михаил Дмитриевич, — тихо сказал адъютант. — Задета моя честь, и если вы откажете, мне останется лишь подать рапорт об отставке.