— А где Тыкма-сердар?
— Я не смею этого знать! Сердар велик, я — убог: разве базарная грязь знает, как сверкает снег на вершинах гор?
— Со мною нельзя шутить, старик, и Громов предупреждал тебя об этом. Вспомни, как я рассердился, когда украли верблюдов. От моего гнева исчезают селения, а пашни превращаются в пустыню.
— Я всего лишь жалкий старик. Разве осмелюсь я шутить с великим Гез-каглы?
— Мне не нравится твоя память.
— Да, да, она слабеет, слабеет…
— Ты свел Громова с джигитами сердара в полночь на базарной площади. Что будет с Тыкма-сердаром, если об их свидании узнает Коджар-Топас-хан?
Старик бросил на Скобелева взгляд. Во взгляде этом мелькнул ужас, и Михаил Дмитриевич понял, что пришла пора наносить решающий удар:
— Твою внучку зовут Кенжегюль, и она все еще в руках текинцев в Геок-Тепе.
Старик молчал, низко опустив голову.
— Ты сведешь меня с Тыкма-сердаром. Если откажешься, текинцы отрубят сердару голову и вырежут весь твой народ. Вместе с твоей внучкой.
Старик продолжал молчать.
— Но ты не погибнешь, не надейся, — холодно улыбнулся Скобелев. — Ты останешься жив, и до конца дней своих будешь терзать свою душу воспоминаниями о том, как ты предал собственного сердара, собственную внучку и собственный народ. Под надежный замок его, Баранов. Парламентер с моим письмом Коджар-Топас-хану должен завтра утром выехать в Геок-Тепе.
Старик поднял голову:
— Мне нужно два дня.
— Тебе уже ничего не нужно.
— Мне нужно два дня, чтобы связаться с Тыкма-сердаром, — упрямо повторил старик. — На третью ночь великий Гез-каглы встретится с ним. Клянусь Аллахом.
Скобелев в упор посмотрел на него.
— Клянусь Аллахом, — повторил старик. — Если этого мало, позовите муллу, и я поклянусь на Коране.
— Я хочу поверить тебе, — сказал наконец Михаил Дмитриевич. — Но если ты обманешь, Коджар-Топас-хан получит мое письмо. Баранов, проводи аксакала.
На следующий день старик на базаре не появился. Обеспокоенный Баранов в обед доложил об этом Скобелеву.
— Надо было установить за ним наблюдение, Михаил Дмитриевич. Надо было! Я уже подготовил для этого двух толковых туркменских милиционеров.
— Никаких наблюдений, — буркнул Скобелев. — Старик — хитер и осторожен. Спугнуть недолго.
— Что же прикажете: сидеть и ждать?
— Прикажу сидеть и ждать. Тыкма-сердар — единственный, кто может помочь Млынову. Если он еще жив.
В том, что Тыкма-сердар не имеет никакого отношения к исчезновению бывшего адъютанта, Михаил Дмитриевич уже не сомневался. Наиболее вероятной оставалась версия, выдвинутая Барановым, — о том, что Млынова убили и закопали где-то под Красноводском, но это выглядело чересчур уж по-европейски, и Скобелев решительно не желал ее принимать. Он упорно продолжал верить, что друг его еще жив, где-то зачем-то спрятан, и в этом случае разыскать хотя бы следы капитана мог только сердар.