Скобелев предполагал, кто мог посоветовать кочевникам отогнать стада подальше от русских войск, но понимал, что означает для них подобная экспроприация. Местные киргизы никогда не враждовали с Россией, помогали, чем могли, и вводить в этом крае военные обычаи Кавказской войны он не хотел. И решительно пресек догадку майора Навроцкого:
— Прапорщик Млынов находился со мной безотлучно.
А у толмача спросил наедине:
— Нам хватит верблюдов хотя бы для того, чтобы везти с собою необходимый запас воды?
— Если хивинцы не отравят колодцы.
— Судя по топографическим схемам, этих колодцев вполне достаточно на нашем пути.
Скобелева интересовало, как ответит толмач. Во имя сбережения казенных средств старательный и очень недоверчивый Ломакин отказался от проводника, полностью доверившись Млынову. Мнения Михаила Дмитриевича никто при этом не спрашивал: молодого переводчика рекомендовали местные власти, как редкого знатока всего Туркестана.
— Достаточно — эспе.
Скобелев знал, что такое «эспе», но все же спросил:
— «Эспе» значит «мелкие»?
— По такой жаре они могут либо высохнуть, либо загустеть насекомыми. Глубоких не так много, и дай Бог, чтобы хивинцы их не потравили.
— Ты вызвался совмещать две должности ради заработка?
— На моем иждивении мать и две сестры. Отец погиб два года назад.
— В бою?
— Не думаю. Он был топографом, научил меня ориентироваться по звездам ночью и по линиям барханов — днем. В гимназии я заканчивал экстерном, надо было кормить семью.
— Служил проводником?
— Сначала учился у дяди, брата матери. Он известный караван-баши. Ходил с караванами в Бухару, Ходжент, Хиву, Коканд. Даже в Персию. Правда, один раз. Кроме того, у меня есть хороший советник. Мой двоюродный брат, который с детства сопровождал своего отца во всех караванных трудах.
— У тебя самого вполне достаточно опыта, чтобы сказать откровенно, чего ты опасаешься в пути?
Молодой человек невесело улыбнулся:
— В Туркестане все караван-баши опасаются одного.
— Неожиданного нападения?
— Пересохших колодцев.
— Но как они могут пересохнуть? — удивленно спросил Скобелев. — Всего-то апрель месяц.
— Поэтому я и сказал об отравленных колодцах.
Апрель еще только начинался, когда на Мангышлак и прилегающие солончаки и полупустыни внезапно обрушился беспощадный зной. И обрушился-то в день, предназначенный стать началом их боевой экспедиции, будто кто нарочно подгадал сам час выступления. Конечно, и до того было очень жарко, но в общем-то как-то знакомо, что ли. А то, что началось в день выступления продолжалось потом, оказалось совершенно неведомым не только русским солдатам, но даже самому родившемуся и выросшему здесь новоиспеченному прапорщику Млынову.