Дежурный адъютант ввел Скобелева в кабинет главнокомандующего и тут же беззвучно вышел. Скобелев громко и ясно — все Романовы любили эту громкую ясность — доложил, но Николай Николаевич, мельком глянув на него и даже не кивнув при этом, оборотился к кому-то невидимому:
— Государь не простит нам напрасных жертв.
Из угла плавно выдвинулась фигура начальника штаба генерала от инфантерии Артура Адамовича Непокойчицкого[35]. Скобелев только сейчас разглядел его и молча поклонился.
— Напрасных жертв не бывает, коли все идет по плану, Ваше Высочество.
Речь Непокойчицкого была гибкой, сугубо доверительной и проникновенной. Он никогда не повышал голоса, никогда не спорил и никогда не настаивал; он всегда словно только подсказывал, напоминая известное, забытое лишь на мгновение.
— Да, планы, планы, ты прав. Соблюдение планов и дисциплина — святая святых армии. Святая святых! — Бесцветные глаза главнокомандующего остановились на стоявшем у дверей Скобелеве. — Где ты был, Скобелев?
— Обедал, Ваше Высочество.
— С вином и с бабами? Знаю я твои солдатские замашки.
— С вином, но без баб, — резко сказал Скобелев.
Непокойчицкий остро глянул на него, из-за спины Николая Николаевича неодобрительно покачав головой. Осторожно взял со стола какую-то папку:
— С вашего позволения я хотел бы подумать над вашими предложениями, Ваше Высочество.
Это было сказано вовремя: великий князь уже выпрямился, начал багроветь и надуваться, готовясь разразиться гневом. Слова начальника штаба, сказанные спокойным, умиротворяющим тоном, переключили медлительный и тяжелый, как товарный состав, ум главнокомандующего на другие рельсы.
— Да, да, предложения, предложения, — озабоченно сказал он. — Ступай. Мы все будем думать. Все.
Непокойчицкий вышел. Николай Николаевич строго посмотрел на дерзкого генерала, милостиво кивнул:
— Проходи и садись.
Скобелев прошел в кабинет и сел, нимало не заботясь о том, что сам великий князь остался стоять и что широкие белесые брови его строго поползли навстречу друг другу при виде столь быстрого исполнения его же приказания. Однако на сей раз ему хватило здравого смысла не раздражаться.
— Государь недоволен тобой, Скобелев, — сказал он, огорченно вздохнув. — Да, да, не спорь! Никогда не спорь со мной. Ты нестерпимо упрям, своенравен и способен вывести из себя даже моего брата. Кто разрешил тебе покинуть Кишинев?
— Я полагал, что для этого достаточно согласия моей совести, Ваше Высочество.
— Ты генерал свиты Его Императорского Величества! Не забывайся, Скобелев.