Хозяин, кивая, внимательно смотрел на меня. Я так и не знаю, понял ли он, что я говорил ему. Однако он пригласил меня пройти в большую мрачную прихожую. Тяжелая массивная мебель поглощала весь воздух и свет. Среди стенных шкафов и стульев с высокими спинками хозяин как будто съежился и стал меньше ростом.
Он оказался учителем музыки. Да, он взял на хранение виолончель Дины Меер. Дина Меер. Значит, Дина жила здесь под вымышленной фамилией.
Мне следовало показать, что я это знаю. И в то же время нужно было выведать у него о ней все, чего я не знал.
Дрожа от нетерпения, я протянул ему руку и сказал, что счастлив, наконец-то застав его дома. Мы обменялись парой пустых фраз, пока я вешал пальто на вешалку, которая была похожа на виселицу. Он выразил сожаление, сказав, что уезжал на несколько дней. Потом провел меня через какие-то заставленные комнаты.
Наконец мы очутились в зале, посредине которого на темном паркетном полу стоял огромный рояль. На стенах висели всевозможные музыкальные инструменты. Несколько скрипок, альт, духовые.
Я глубоко вздохнул. В углу стояла Динина виолончель. У меня брызнули слезы.
Карл Майер сказал, что хочет выпить со мной. К сожалению, все будет по-холостяцки — у его экономки сегодня выходной.
Я подошел к виолончели. Потрогал ее. Гладкое дерево. Холодное и в то же время теплое. Сбоку царапина. Я узнал эту царапину. Как друга. От виолончели исходила тайная сила. Мне так недоставало этой виолончели!
Меня захлестнули воспоминания. Все эти тайны. Ужас. Горе. И радость. Я не знал, что стою и плачу, пока не вернулся Майер.
Стоя к нему спиной, я пытался взять себя в руки. Слышал, как он ставит на столик у высокого окна графин и рюмки. В противоположность загроможденным комнатам, через которые мы проходили, у этой было лишь одно назначение — музыка. Ни тяжелых гардин. Ни лишней мебели. Ни ковров.
У меня появилось чувство, будто я уже был здесь когда-то. Потому что здесь бывала она.
— Она была одаренная. — Майер жестом пригласил меня к столу. — Необычайно одаренная. Но уже старовата для концертных залов. К тому же она — женщина, — заключил он.
Я отметил, что он говорит «была». Как ни странно, это возмутило меня. Хотя я был готов к этому. Я сел.
— Чего-то ей недоставало. Гибкости пальцев… Слишком она была необузданная. Слишком жесткая. И слишком поздно попала к настоящему учителю.
Он помолчал. Как будто думал о ней.
Я спросил, не знает ли он, где сейчас Дина. Он склонился над рюмкой, потом поднял голову и встретился со мной глазами.
— Она уехала. Не так давно.