Айльф неопределенно хмыкнул. Похоже, рыцарское отношение к даме не входило в стройную систему его взглядов.
— Пойду погляжу, — сказал он наконец, — может, что и завалялось… Хотя, если честно, надежды мало… Кто-то тут еще до нас побывал — может, люди, может, зверье лесное… Все сейчас отовсюду бегут, сударь, бегут куда глаза глядят…
— В старых сказках говорится, что, если разгневаешь духов земли, они напускают на жилища зверей, — сказала Сорейль, на миг обернувшись к ним; отблески пламени освещали ее нежную шеку с плавной линией скулы. — Те приходят из лесу, уничтожают все запасы, и жителям приходится покидать свои дома. Мы всегда оставляли пожертвования. Лепешки и цветные ленточки. Они любят цветные ленточки.
— Вот до чего они и довели, ваши цветные ленточки, — мрачно возразил Айльф. — Кому приношения несли, отступники? Нечисти! Двоих позабыли, всеблагую деву Карну позабыли. Как тут не разгневаться?
— Но…
— Бросьте, — вмешался Леон, — никто на вас не гневается… Просто конец света.
«Господи, — с ужасом одернул он себя, — что я несу!»
Айльф покосился на него.
— Странно от вас слышать этакое, сударь, — заметил он.
— Да. — Леон вздохнул. — Это я погорячился. Просто выдаются порой тяжелые времена. Нужно их пережить, вот и все. В Терре тоже такое не раз бывало.
— А теперь — нет? — напряженно спросил Айльф.
— Теперь — нет. В Терре человек может противостоять стихиям.
— А там точно люди живут? — осторожно поинтересовался юноша.
— Кто ж еще?
— Ну…
Сорейль за спиной Айльфа прижала руку к губам.
— Пошел бы лучше еду поискал, — сердито сказал Леон.
Сердился он, впрочем, больше на себя, чем на Айльфа, — ни к чему было поддерживать разговоры на эту тему, они тут и так суеверны дальше некуда.
— Я положила в кипяток душистые травы, сударь.
Леон вздрогнул и открыл глаза. Оказывается, стоило лишь ему присесть, он заснул. Айльфа не было — слышен был лишь глухой шум, доносящийся снизу, где юноша шуровал в погребе в поисках съестного. Сорейль стояла перед ним, держа в руках кружку, от которой шел пар.
— Да, — сказал он, — спасибо.
Она пододвинула к нему лежавшие на столе сухари.
— Поешьте, сударь. Вам надо подкрепиться — у вас усталый вид…
— А ты?
— Мне не хочется, сударь…
— Послушай, я же понимаю, — виновато произнес он, — после всех этих потерь… Я и сам порой удивляюсь — как ты еще…
Она удивленно поглядела на него:
— Каких потерь?
Он почувствовал себя полным идиотом. Берг твердил ему столько раз, что не нужно равнять их с собой, они все совсем по-иному воспринимают, верно, они привыкли к потерям, нужде и бесполезным страданиям, они огрубели — иначе бы не выжили, но так… Ему было неприятно, физически неприятно, точно он ненароком выпачкался в чем-то липком…