Сорейль стояла на пороге, держа в руках плошку с супом. Леон подвинулся, освобождая место, и молча смотрел, как она, опустившись на колени и осторожно приподняв старуху, поднесла глиняный край плошки к беззубому рту. Та попыталась отстраниться, потом, словно покорившись, сделала несколько глотков.
— Ну что? — тихонько спросил Леон.
Сорейль, встретившись с ним взглядом, молча покачала головой.
— Я принесу горячей воды, — сказала она тихонько, — оботру ее…
Леон невольно проводил взглядом ее легкую фигурку и вновь обернулся к груде костей на соломенной подстилке. Старуха хмурилась, силясь что-то сказать. Ему пришлось наклониться совсем низко, чтобы расслышать:
— Эта девушка… кто она?
— Просто… девушка. Наша спутница…
Морщинистые губы сложились в странную ухмылку
— А тебе кажется, будто ты ее любишь, да, мальчиk?
— Не твое дело, — сухо сказал Леон.
— Ты… поосторожней с ней… я знаю таких. Они Возрождаются в ночи и высасывают силу из мужчин. Они ходят среди живых и спят на ходу.
«Опять бредит», — брезгливо подумал он. В этих живых мощах было что-то жалкое и одновременно отталкивающее. Сорейль вновь бесшумно возникла у него за спиной.
— Ступайте, сударь, — сказала она негромко, — я оботру ее.
Он с облегчением поднялся на ноги и, все так же осторожно, ощупывая ногой каждую ступеньку, спустился на крыльцо — после затхлой вони чердака напитанный водой воздух показался неожиданно свежим.
— Тьма и огонь, — неожиданно отчетливо сказала у него за спиной старуха. — Изыди…
И успокаивающий шепот Сорейль.
Айльф отделился от стены — оказывается, юноша торчал на крыльце, озабоченно разглядывая начинающее светлеть небо.
— Вы вправду собираетесь тащить с собой эту бабку, сударь? — спросил он. — Мы и сами-то еле дойдем, вон чего делается…
— Не бросать же ее здесь, — вздохнул Леон, — может, положим ее на носилки…
— Какие еще носилки? Она вот-вот загнется. — Он недоумевающе поглядел на Леона. — На что нам она? Тем более бабка-то наверняка — ведьма. Потому-то ее и бросили. Побоялись с собой тащить.
— Ты в это веришь?
— Почему нет? Они, ведьмы, такие…
— Старые и несчастные?
— Да какие угодно…
На крыльце бесшумно возникла Сорейль. Вид у нее был обеспокоенный, на гладком лбу меж бровями появилась крохотная складка.
— Сударь… — сказала она нерешительно, — вы бы поглядели… Я ее обмывала, а она вдруг так откинулась… и глаза закатились…
Он нырнул во тьму вслед за ней. Старуха лежала на своей подстилке — обмякшая, точно матерчатая кукла. Он вновь взял хрупкую лапку — пульса не было, незрячие бельма уставились во тьму.