— Стрелить себя просит! — объяснил матрос. — Не надо, мол, ему такой жизни…
— Ну и дурень! — крикнул караульщик. — Не надо. Нам по одной дадено, не по две. Одну стратит, другой не получит…
Таисья послушала, отыскала Резена, спросила у него несмело:
— Шведские люди про кормщика ничего не ведают, господин? Может, хоть слово сказали?
Резен не понял. Таисья рассказала подробно, он, утешая, дотронулся до ее руки:
— О, нет, нет, разве мы можем сказать, что убили? Его нет — это так, но это еще не значит, что он убит, это еще ничего не значит. Один, который был с ним, умер, это мы хорошо знаем, переводчик, он умер на Марковом острове. А лоцман — нет, про лоцмана еще не знаем…
Таисья не дыша смотрела на инженера. Он еще раз тронул ее руку:
— Все будет хорошо, да, да, капитан-командор послал искать, его ищут, лоцмана, его ищут солдаты, матросы, ищут все. Его найдут. Никогда не надо терять надежду…
Коптящий едкий дым полз по шканцам оставленного командой судна.
Юленшерна повернулся на бок, захрипел, сделал еще одно усилие и увидел над собою голубеющее северное неяркое небо, по которому бежали рваные облака.
Сколько прошло времени?
Может быть, тянулся все тот же бесконечный день, может быть, наступил новый?
Он напрягся, затих: ему показалось, что он слышит грохот канонады. Но было совсем не так: это на «Короне» — на палубах, у орудий — рвались картузы с порохом. Шаутбенахт вздохнул с облегчением: все-таки сражение еще не кончилось, судьба смилостивилась над ним, он умрет под гром своих пушек. И чтобы умереть с честью, как подобает адмиралу, он заставил себя повернуть голову — тогда он увидит шведский флаг на грот-мачте, синий флаг с золотым крестом, флаг, которому он прослужил всю свою длинную жизнь.
Но флага не было.
Вместо синего полотнища он увидел белую тряпку, которая развевалась на двинском ветру. Еще один удар судьбы, еще одно последнее унижение; проклятые наемники сдались и бежали с судна, им важнее всего было сохранить свои жизни, свои дрянные, никому не нужные жизни…
Задыхаясь от боли и ярости, коротко и хрипло дыша, собрав последние силы, он пополз к мачте, чтобы попытаться сорвать эту позорную белую тряпку. Но сил не было, ползти он не мог. Он мог только уткнуться в палубный настил своим желтым старым лицом и лежать так неподвижно, призывая бога сжалиться и послать ему скорую смерть, которая все не шла, все медлила…
Он вновь потерял сознание и пришел в себя оттого, что кто-то ловкими и быстрыми движениями обыскивал его, шарил по его карманам. У него не было сил повернуться, но сильные руки перевернули его, и он увидел близко над собою смуглое, жесткое лицо боцмана дель Роблеса. Испанец, зажав подмышкой пистолет, грабил своего адмирала, и Юленшерна не удивился этому, он только попросил едва слышно: