У ворот Афанасий благословил Иевлева, сказал устало:
— Трудно тебе будет, капитан-командор, труднее нельзя! Прощай! Может, и не свидимся.
Сильвестр Петрович поклонился низко, помог старику спуститься в карбас. На валах, на башнях, на стенах крепости, обнажив головы, стояли артиллеристы, стрельцы, монахи, каменщики, кузнецы, плотники — все те, кому предстояло защищать Архангельск в грядущей баталии.
Афанасий, стоя в карбасе, медленно, широко перекрестил их, сказал, не отрывая взгляда от крепости:
— С богом!..
Матросы крюками оттолкнули судно, келейник накинул на плечи владыки шубку, костыльник покрыл ему колени теплым платком…
— Теперь водки выпить да поесть малость! — сказал Сильвестр Петрович.
— Это хорошо! — согласился Резен.
Он протер стекло подзорной трубы и еще посмотрел: Двина была пуста, только дождь моросил, да низко, над самой водой летали чайки. Невидимые дозорные перекликались на валах и башнях крепости.
— Поп какой! — сказал с удивлением Резен, глядя вслед карбасу.
— Поп разумный! Пойдем, Егор. И будь в спокойствии. Нас упредят, узнаем от караулов. Не гляди, что пусто, — по всей реке народ стережет…
Вдвоем спустились с башенной вышки, по мокрому пустому плацу дошли до крыльца избы, в которой жил Резен, тут остановились. Инженер сказал по-немецки:
— У меня аквавита есть — добрая водка. Берег для случая. Немного выпил — давно. С господином Крыковым выпил…
— Господин Крыков, может, сейчас уже и досмотр начал! — произнес Сильвестр Петрович. — А может, и воров рубит. Все может быть…
Они вошли в горницу, инженер зажег свечу, отпер ключом сундук, достал аквавиту и скляницу шидамской горькой, ее осталось совсем немного, на дне. Солдат принес жареной рыбы, котелок с горячей кашей.
— Капитан Крыков не раз задавал мне вопросы о том, как устроены европейские государства, — произнес Резен. — Он словно бы все время ищет ответа на занимающий его вопрос, а что это за вопрос — не знаю. Он много думает, этот человек, и много читает…
Иевлев кивнул:
— Да, он много думает, и трудно живется ему на свете…
Потом, держа прозрачную бременскую рюмку перед глазами, спросил:
— Егор, ответь мне по правде, нынче ответь, перед баталией. Для какой причины ты, иноземец, нам служишь? Зачем тебе умирать для нас? Деньги, золото ты не слишком жалуешь, не как иные иноземцы, то я не раз примечал…
Резен разлил золотистую аквавиту по рюмкам.
— Ты, капитан-командор, — русский. Вы, русские, всегда любите знать: зачем, для какой причины, что думает человек, когда молчит. Так?
Сильвестр Петрович кивнул.
— Я тебе скажу. Сегодня надо все говорить. Русский умный народ, русский храбрый народ, русский человек имеет вот такое сердце.