Она ускорила шаг, направляя фонарь то влево, то вправо. Тем ли маршрутом она шла? Нет-нет, это совсем другие надгробия. А вот слева мелькнул знакомый обелиск.
Скорректировав курс, она направилась к обелиску и едва не упала, споткнувшись о ноги Корсака.
Он лежал, скрючившись, возле могильного камня, и его грузное туловище почти сливалось с гранитом. В тот же миг она рухнула на колени и с криками о помощи перевернула его на спину. Одного взгляда на его опухшее серое лицо было достаточно, чтобы определить остановку сердца.
Риццоли прижала руку к его шее, пытаясь нащупать сонную артерию, от волнения ошибочно принимая пульсацию собственных пальцев за биение его пульса. Пульса, которого не было.
Она ударила кулаком по его грудине. Но даже зверский толчок не заставил его сердце проснуться.
Тогда она запрокинула ему голову и, схватив безвольную челюсть, попыталась открыть ему рот. Как много в Корсаке ее когда-то раздражало. Запах пота и сигарет, сиплое дыхание, вялое пожатие пухлой руки. Но сейчас, когда она впилась губами в его полуоткрытый рот, пытаясь вдохнуть воздух в его легкие, все это даже не вспомнилось. Она чувствовала, как расширяется его грудная клетка, как с шипением вырывается назад из легких с трудом закачанный воздух. Положив руки ему на грудь, она начала реанимацию, выполняя ту работу, которую отказывалось делать его сердце. Она продолжала трудиться, пока не подоспели коллеги, только тогда она почувствовала, как у нее дрожат руки, как промокла рубашка. Все это время она мысленно корила себя. Как она могла проглядеть его, лежащего здесь? Почему сразу не заметила его отсутствия? Мышцы ее горели, колени ныли, но она не останавливалась. Она была в долгу перед ним и не собиралась вновь бросать его на произвол судьбы.
Сирена скорой помощи была слышна уже совсем близко.
Она все делала массаж, когда прибыли реаниматологи. Только когда чья-то сильная рука подняла ее и отстранила от тела, она сдала вахту. Дрожа от изнеможения, она наблюдала за тем, как работают врачи, как ставят капельницу, подвешивают мешочек с физраствором. Они запрокинули Корсаку голову и пытались просунуть ему в горло клинок ларингоскопа.
— Не вижу голосовых связок!
— Господи, ну и шея у него.
— Помоги мне его передвинуть.
— Хорошо. Давай еще раз попробуем.
Реаниматологи вновь впихнули в горло клинок ларингоскопа, пытаясь удержать тяжелую челюсть Корсака. Со своей массивной шеей и распухшим языком Корсак был похож на свежезабитого быка.
— Клинок на месте!
Они сорвали с Корсака остатки рубахи, обнажив спутанные волосы на груди, и установили кардиодефибриллятор. На мониторе электрокардиографа появилась изломанная линия.