У нее возникло ощущение, будто Цукер прокрался к ней в душу и шарит там, пытаясь нащупать болевые точки.
— Я уже сказала вам, — произнесла она, глядя ему в глаза. — Женщина, возможно, еще жива.
— И вы хотите спасти ее.
— А вы нет? — выпалила она.
— Мне вот что интересно, детектив, — сказал Цукер, который пропустил мимо ушей ее колкость. — Вы с кем-нибудь беседовали о деле Хойта? Я имею в виду, о том, что оно коснулось лично вас?
— Что-то я не пойму, куда вы клоните.
— Вы получали какие-нибудь советы?
— Вы хотите знать, не посещала ли я психиатра?
— То, что вам довелось пережить, — страшное испытание. Уоррен Хойт проделывал с вами такое, что не всякий коп выдержал бы. Он нанес вам травму — не только физическую, но и душевную. Для многих такое потрясение могло бы отозваться тяжелыми последствиями. Воспоминания. Ночные кошмары. Депрессия.
— Да, воспоминания не из приятных. Но я вполне с ними справляюсь.
— Это всегда было вам свойственно, не так ли? Выстоять любой ценой. И никогда не жаловаться.
— Ну почему же? Я, как и все, подвержена слабости.
— Но никогда не показываете виду. И уж конечно скрываете свою ранимость.
— Терпеть не могу нытиков. И не хочу быть одной из них.
— Я не об этом. Я говорю, что нужно быть до конца честным с собой, чтобы признать существование определенных проблем.
— Каких проблем?
— Не мне вам рассказывать, детектив.
— Нет уж, расскажите. Раз вы считаете, что я свихнулась.
— Я этого не говорил.
— Но так думаете.
— Вы первая произнесли слово «свихнулась». Вы действительно ощущаете это состояние?
— Послушайте, я пришла сюда по этому поводу. — И она ткнула в фотографии с места убийства Йигера. — Почему мы вдруг стали говорить обо мне?
— Потому что, когда вы смотрите на эти фотографии, вы видите только Уоррена Хойта. И мне просто интересно, почему.
— То дело уже закрыто. И я вычеркнула его из памяти.
— В самом деле? Это правда?
Его вопрос она оставила без ответа. Ей были ненавистны его попытки проникнуть к ней в душу. Ненавистны прежде всего потому, что он знал правду, в которой она не смела признаться. Да, Уоррен Хойт оставил шрамы. Ей достаточно было взглянуть на свои ладони, чтобы лишний раз убедиться в этом. Но самой тяжелой была не физическая боль. В то лето она, заточенная в темном подвале, утратила ощущение собственной непобедимости, чувство уверенности в себе. Уоррен Хойт убедительно продемонстрировал ей, насколько она, в сущности, уязвима.
— Я не собираюсь сейчас обсуждать дело Уоррена Хойта, — сказала она.
— Но ведь именно из-за него вы здесь.
— Нет. Я здесь потому, что вижу параллели между этими двумя убийцами. И, кстати, не я одна. Так же думает и детектив Корсак. И давайте наконец перейдем к делу.