Гликерья удумала сторговать ослиц и ослов с чёрными хребтами. Случка у таких завсегда с особенно жарким взрёвом — от него даже горбатые старухи взлезают на печь к глухим старикам... Смотрит Арина на зрелище, со смеху покатывается. Подошёл парень — она его кнутом.
Ну как тут научишь? Гликерья уговорила одного своего: при Аринушке занялись. Уж Гликерья на него и наседала, Усладница! Причиндалы ему мяла-куердила, сосцы холила-дрочила, свои титечки-востропробочки в рот ему клала. Зато он оказал себя: куда жеребцу! Хотя не ревел ослом, а уж дал зайтись. И в обдувной стойке, и в лёжке с подмахом. И в позиции, когда сам снизу — её подкидывает.
Бабёночка отдышалась: «Аринушка-золотко, не захотела ли чего?» — «Сказку в ты мне рассказала, про Емелю на печи».
Гликерья бородёнку теребит, переживает. Скажи! Какая ладная девка выкунела — только и бери счастье в обе горсти! Эх, беда. Уж не из Питера ли выписать ухажёра?.. А там в аккурат объявляется советская власть. Новые ухажёры зарысили по нашим местам. Наискось груди — пулемётная лента, на боку маузер.
Направляет ЧК троих к Арине. Едут с заданием: дом и хозяйство — на реквизицию, обеих баб под арест. И только в Надсыхинское чернолесье заехали — разнуздали коней, нашли поудобней сук и повесились на нём. Народ там-сям грибы собирал. Глядят: нате! Висят рядком. И никакого пояснения.
Посылает ЧК ещё троих, да с комиссаром Янгдаевым — четвёртым. Надсыхинское чернолесье миновали благополучно. Съезжают в Кункин распадок. И здесь слезают с коней, жмут друг дружке руки, коней стреножат. Молчком. Пастухи через распадок гнали овец — так видали своими глазами.
Глядят: свернули чекисты цигарки. Покурили. Разувают с правой ноги сапог, сымают с плеча винтовку. Уселись наземь в две пары. Каждый упирает свою винтовку в сердце другому. Сидят молчком напротив друг дружки, винтовки взаимно упёрты в грудь. И каждый тянет босую правую ногу к винтовке другого. Кладёт большой палец на собачку. Ну, как бы ты упёр ружьё мне в грудь, а на собачке твоего ружья — мой палец ножной. А у моего ружья на собачке — твой ножной палец.
Как жагнули враз! Подкинуло их — и валком набок. У троих выпали цигарки, а у комиссара Янгдаева крепко зажата в уголке во рту. Дымит. Улыбка на лице. Герой-человек! А одно яйцо потеряно от ранения шрапнелью. Как под Челябинском белая гвардия шла на прорыв, там Янгдаева и ранило, и контузило...
Ну, ЧК принимает более серьёзные меры. Выделяет на Арину ещё пять верховых да военного прокурора. Прошли крупной рысью Кункин распадок. Кони в мыле. До седловины промеж Егливых шиханов, до именья Арины — ещё два часа ходу. И вдруг повёртывают на сторону и летят намётом к Зарачьим ветрякам. Дале-то всё мельники видали своими глазами...