Комната выглядела совершенно новой. Стены сложены из современных пластмассовых блоков, прикрытых настенными панелями. Вряд ли он когда-нибудь видел подобные панели в Москве. Что же это за дом и каким образом он в нем очутился? Танк вновь переместился? Но тогда где же он сам, почему кресло прикреплено к полу мощными болтами, словно всегда стояло здесь, как нечто, не имеющее отношения к боевой инопланетной машине?
С полчаса Копылов боролся с собственным страхом, с желанием встать с кресла и раздобыть хоть какую-то информацию о месте, в котором оказался. Кроме всего прочего, ему хотелось есть. Голод и жажда, преследовавшие его еще в заброшенном селе, стали совершенно невыносимыми.
Наконец, решив, что жить в кресле ему удастся не слишком долго и рано или поздно его все равно придется покинуть, журналист понял, что лучше сделать это сейчас, пока он совершенно не обессилел от голода.
Копылов поднимался медленно, буквально по сантиметру перенося тяжесть собственного тела с седалища на ноги, и, когда его тело наконец оторвалось от кожаной подушки, не произошло ровным счетом ничего. Возможно, это вообще другое кресло, не имеющее отношения к танку. На всякий случай он осмотрел его еще раз, внешне оно казалось точной копией хорошо знакомого водительского сиденья, разве что в танке не было этих огромных болтов, крепящих кресло к полу, и толстого кабеля, идущего от кресла и исчезающего в полу.
Отложив изучение этого непонятного устройства, лишь внешне напоминавшего кресло, до лучших времен, Копылов решил выяснить, где он оказался, кому принадлежит этот дом и есть ли здесь возможность раздобыть хоть какую-то пищу. Дом выглядел слишком новым для заброшенного села, его переместили куда-то в другое место, возможно, в более современное село… Копылов старательно отгонял непрошеные мысли о том, что это может быть совсем не подмосковное село, и думал о магазине в центре. Подобные магазины, где продают хлеб, колбасу и масло, всегда располагались в центре…
На всякий случай он проверил, на месте ли бумажник, в котором еще оставалось пара сотен рублей от последней получки, — бумажник оказался на своем месте, во внутреннем кармане куртки. Осторожно, словно пол был усыпан невидимыми осколками стекол, Копылов пробрался к окну.
Картина, открывшаяся ему, была настолько невероятна, что сознание отказалось принять ее.
«Это бред, я все еще нахожусь без сознания, я все еще сижу в этом чертовом кресле и вижу сон!» Подобное предположение казалось наиболее вероятным, хотя он помнил, что цветные объемные сны ничего хорошего не означают для психики субъекта, который их видит. Первый и наиболее верный признак шизофрении как раз и представляли собой такие сны. И все же лучше было бы видеть цветной сон, чем это.