Наблюдая, как ее багаж погружают на борт, она осознала бесповоротность того, что собиралась сейчас сделать, и почувствовала страх и одиночество. Она собиралась уехать в чужую страну с человеком, о котором почти ничего не знала. До сих пор он все решал сам, не спрашивая ее мнения, и Кейт не имела ни малейшего понятия, что с ней будет дальше. Даже сейчас Бретт ушел, предоставив ее самой себе. Как можно вверить себя мужчине, которому почти нет дела до того, что она за человек, что она чувствует и что думает?
Бретт сбежал вниз по сходням и с изумлением обнаружил, что Кейт по-прежнему сидит в карете.
— Мы сломя голову несемся почти через всю Англию к этой чертовой яхте, а ты тут сидишь, разинув рот, словно боишься, что она тебя проглотит! Ради Бога, поднимайся на борт! Мы зашли так далеко не для того, чтобы твои страхи погубили все в последнюю минуту.
Ей довелось слышать в голосе Бретта разные оттенки — от дружелюбия до гнева, но она впервые получила грубый приказ командира, который требует немедленного повиновения. Кейт выбралась из кареты и начала торопливо подниматься по толстым доскам, попутно ругая себя за то, что так безропотно подчиняется его приказам. Что ему нужно, шептала она себе под нос, так это человек, который отказался бы подчиняться, человек, который не спасовал бы перед ним, но Кейт знала, что пока не готова стать таким человеком, поэтому поспешила взойти на борт.
— Поменьше думай о качке, и она тебя не побеспокоит, — сказал Бретт, помогая ей подняться по сходням. — Но если станет муторно, подумай, что сделает Мартин, если тебя найдет, — и наверняка станет легче.
Он подвел ее к крутой, узкой лестнице, опускавшейся в темный и узкий коридор, по правую сторону которого располагалось несколько комнат.
— Здесь твоя каюта, — сказал он, открыв вторую дверь. — Она маленькая, но здесь есть все необходимое. Если хочешь, можешь подняться на палубу, пока мы не отчалили. Луна полная, а море на редкость спокойное, но оденься потеплее — на палубе холодно.
Кейт не знала, как относиться к романтическому приглашению, преподнесенному в столь неромантичной манере, но она была слишком озабочена качкой, чтобы ломать над этим голову. С каждой минутой желудок все больше давал о себе знать.
— А что, если я заболею? — спросила она.
— Заболеешь? — спросил Бретт. — С какой стати ты должна заболеть?
— Я имею в виду морскую болезнь, — пояснила она. — От этой качки мне что-то нехорошо.
Бретт никогда не страдал морской болезнью и абсолютно не понимал людей, которые не отличались подобной выносливостью.