— Я не имею никакого отношения к их прежнему размещению.
— Может быть, и нет, но вы заварили эту кашу. Что будет дальше?
Она не понимала, зачем пытается что-то объяснить. Он мужчина, а мужчины, по-видимому, всегда считают — если женщина имеет какое-то отношение к делу, которое не удалось, то именно она в этом виновата.
— Не знаю, что делать дальше, — призналась Изабель. — Я не могу вернуть их в Остин, но мне некуда больше идти.
— Я не стал бы тратить время, беспокоясь о них. Ребята не могут выкарабкаться, потому что не пытаются.
— Я должна беспокоиться о них. Я за них отвечаю.
— Они ваши родственники?
— Нет.
— Тогда почему вас это волнует?
Изабель хотелось повернуться к нему спиной. Максвелл — самый черствый, самый бесчувственный человек, какого она когда-либо встречала. Нет, конечно, он не так плох, как некоторые, которых знала Изабель, но, все равно, самый черствый и бесчувственный. Однако мальчикам некуда деваться. Она лучше придержит язык, пока он не выгнал их отсюда. Девушка села на ступени хижины, а Джейк опустился рядом.
— Я не понимаю, как вы можете смотреть на этих детей, лишенных любви, и не чувствовать боли в душе, — она не ответила на его вопрос. — Они ведут себя так просто потому, что обижены. Их доверие обмануто, чистота погублена.
— Вы не ответили на мой вопрос.
— А вы очень жестоки, продолжая настаивать, когда человек предпочитает не отвечать.
— Почему?
— Это не ваше дело.
— Мое, если вы хотите, чтобы я помог вам.
— Я не просила вашей помощи.
— Да, прямо не просили, но, объяснив, в чем дело, рассчитывали на мою помощь.
— Считайте, что я вас не просила, — огрызнулась Изабель. Джейк старался быть несносным и старался на совесть.
— Позволите парням разобраться с Мерсером? — Нет.
— Не доверяете им? Она быстро оглянулась.
— Конечно, доверяю.
— Тогда почему — нет?
— Что бы они ни сделали, страха не будет. Это нечестно по отношению к ним или к Мерсеру.
— Ответ гораздо лучше, чем я ожидал.
— Прошу прощения. Вы думаете, я глупа?
— Не обязательно.
Изабель встала, изо всех сил стараясь подняться с видом оскорбленного достоинства, но подозревала, что подскочила, как ребенок, которому предложили ломтик дыни.
— Сядьте.
— И продолжать выслушивать оскорбления?
— Я не буду.
— Вы, может быть, и постараетесь, но не думаю, что в состоянии не оскорблять меня.
— Почему?
— Присущее вам предубеждение против женщин так глубоко, что окрашивает каждое слово. Вы, наверное, настолько привыкли к подобному образу мыслей, что даже не понимаете, как оскорбительны ваши слова.
Джейк, кажется, задумался над этой мыслью.