Ответ таился где-то в нем самом. Харт чувствовал, как бурлит в нем дедовская сила, как ищет выхода. Он еще не научился понимать эту силу, ее возможности и ее пределы и не был уверен, доверяет ли ей. Он чувствовал, что может столько всего совершить — и к этому побуждала его новая сила, однако осторожность удерживала его. И еще чувствовал Харт, что в этой бурлящей силе заложена своя программа, то ли имеющая, то ли не имеющая ничего общего с его собственными желаниями и нуждами.
Харт метнул взгляд на иссохшее тело своего деда и яростно сжал кулаки. Не будь тот покойником, честное слово, прибил бы ублюдка за такое наследство!.. И тут он вздрогнул, как от толчка, почти уверенный, что ему померещилось.
Подавшись всем телом вперед, Харт вгляделся в останки. Время вне всяких сомнений был мертв и бездыханен, но грудь его двигалась. Движения эти не были равномерными, как от работы сердца или легких, — грудь старика чуть вздрагивала от резких толчков изнутри, будто что-то в теле пыталось выбраться наружу. Харт невольно отшатнулся назад, а воображение нарисовало ему образы некоего жуткого паразита, немыслимым образом пробравшегося в бессмертное тело Времени и убившего его.
Когда Харт дернулся, все огляделись по сторонам, а затем проследили за направлением его взгляда. Мэд испуганно-удивленно вскрикнула, выпустив из ладоней руку Времени, и приложила ухо к судорожно вздрагивающей груди старика. Внезапно она рассмеялась и выпрямилась, лицо ее осветилось улыбкой. В то же мгновение в руке ее оказался нож, и, деловито щелкнув, выскочило лезвие. Мэд осторожно ввела нож под грудину Времени, а затем сделала им резкое движение вверх. Грудь разделилась надвое, будто ореховая скорлупа. Облачко пыли взметнулось над раной, и в ее узкой щели все увидели что-то бледное и вяло шевелящееся. Мэд убрала нож, запустила обе руки в разрез, взялась покрепче и резко рванула руками в стороны, с громким треском распахнув грудную клетку Времени, как огромную книгу. Там, в полости грудины, крохотный, розовый и прелестный — лежал новорожденный младенец и спокойно глядел на Мэд. Осторожно протянув к нему руки, она вынула малыша и, баюкая его, проговорила:
— Время умер. Да здравствует Время!
Все обступили Мэд, радостно и удивительно по-матерински нежно прижимавшую к себе ребенка. Он был совсем такой же, как и все младенцы, — крохотный и безобидный, но немного понадобилось времени, чтобы все заметили: во-первых, у него не было пупка, и, во-вторых, глаза его были ясными и спокойными. Пухлой ладошкой малыш помахал всем и широко зевнул.