Зато в отношении Грегори у нее были весьма конкретные планы. Она, конечно, даст ему шанс остаться с ней, но только в том случае, если он поможет ей освободиться от этих чертовых брачных уз.
Были у нее и такие мечты: они с Грегори счастливо возвращаются к ней и живут там долго и в свое удовольствие, верша разумный суд над людьми и страной и следуя во всех своих делах и поступках бессмертным заветам ее отца.
С тех пор, как семья Конара стала о ней постоянно заботиться, заключив ее тем самым в незримую тюрьму, что бы там Олаф ни говорил, она все же жила в этой тюрьме птичкой в позолоченной клетке. И он прекрасно понимал, что она не может сейчас уехать во Францию прямо с королевского двора в Дублине.
Пока Конар не вернулся, она вполне может самостоятельно управиться со своими делами. Несомненно, что этим ей бы и стоило заняться.
Прелестная Рианнон, жена Эрика, оказалась очень доброй и гостеприимной. В ней одновременно удивительным образом уживались отзывчивая душа и меткий язычок.
Даже слишком меткий, особенно когда это касалось Конара. Это Мелисанде не нравилось. Впрочем, вскоре Рианнон заметила недовольство своей гостьи и потом старалась по мере сил обуздывать неуемное чувство юмора.
С тех пор, как Мелисанда оказалась здесь, она часто вспоминала о старом замке во Франции и о его обитателях. О милой Мари де Тресси и Рагвальде — вот уж никогда бы не подумала, что будет скучать по надоедливому старику. Тогда она была глупой маленькой девочкой.
Мелисанда выглянула в окошко — во дворе носились Элин и Гарт — дети Эрика и Рианнон. И Мелисанде стало немножко завидно — эти дети, они такие счастливые и веселые… Ей бы такое детство. Ей бы такое сегодня… вместо этой тягостной реальности с Конаром, королем Олафом и всем, что с ними связано…
Впрочем, нет, не всем.
Она восхищалась Мергвином. Он был самым старым и, наверное, самым мудрым из всех мужчин, которых она встречала. Его почтенный возраст делал его для нее только более привлекательным и загадочным. Друид внешне выглядел очень экзотично — длинный и тощий, в легком, вечно развевающемся на ветру плаще, с буйной копной седых волос и бородой, низвергающейся к коленям серебристым водопадом. А глаза у него были древние, серебристо-зеленые, как старый мох на прибрежных скалах.
Да, так все и было.
Кажется, именно так. С неиссякаемым пессимизмом он предрекал ей разные печальные случайности и опасности, подстерегающие ее, по его словам, на каждом шагу. Часто бывало, что он ворчал на нее просто так, без всякого повода. Но так же часто и подолгу он рассказывал ей об Эйре и Англии, истории и религии. О прошлом страны и о ее будущем. Кроме того, чем-то он напоминал ей Рагвальда, и эта призрачная ниточка к дому уже грела ей сердце.