Чтобы рассказать о том, как встретились мои родители, нужно сперва сделать экскурс в их детство. Иначе не понять, что свело девушку из богатой, оседлой, культурной семьи с выходцем из нищего местечка — штетла? Что делал мой отец однажды вечером в «Доме Маккавеев» в Вест-Хэмптоне, где он познакомился с хорошенькой юной беженкой, услышал ее историю и полгода спустя повел ее под венец?
«Ты пойми, кто был твой отец, — говорили мне престарелые дядья и тетки со слезящимися глазами. — Твой отец — он был в семье младшеньким. Любимым сыном у наших старых родителей. Понимаешь, что это значит? Понимаешь?» О, это значило очень многое. Маленького Саула ласкали и баловали, не отказывая ему ни в чем, ибо от него — единственного, избранного дитяти — зависела судьба Ребиков. Смогут ли они выбиться в люди или на веки вечные останутся неудачниками? Мой отец стал для них пылающим факелом, брошенным в будущее: он должен был осветить путь и сжечь все препятствия на пути идущих за ним. В его младенчестве, во время Первой мировой войны и после нее, молодое поколение Ребиков безжалостно косила смерть. В девятнадцатом году, в страшную эпидемию испанки, две девочки-сестры умерли вместе, обнявшись. А несколько месяцев спустя на Лис-стрит лошадь, впряженная в груженную пивными бочками телегу, испугалась собачьего лая, понесла — и погибли четверо ребятишек, спешивших в школу. Был среди них и шестилетний сын Ребиков. Рыдающие матери, еврейки и ирландки, на руках принесли изломанные, окровавленные тела детей домой и уложили на диваны, набитые конским волосом, в выстуженных гостиных. После этих несчастий старшие сыновья (Вольф, Айк, Герш и Ави) стали фактически главами семьи: они знали английский и переводили властям причитания родителей. Старики (хотя дедушке в то время было чуть за пятьдесят, а бабушке, должно быть, еще и пятидесяти не исполнилось) были совершенно раздавлены горем. Они покинули Польшу, зная, что никогда больше не увидятся со своими родными, потому что не ждали для себя на берегах Буга ничего, кроме горя и унижений, насилия и зла. «В Польше без оружия жить было нельзя, — рассказывал мне дядя Вольф — он еще помнил ночи, освещенные пламенем пожаров, гром выстрелов, приглушенные рыдания матери. — Но откуда еврею взять оружие? Неоткуда». Почему же они не добрались до Америки? В счастливой Америке все эти трагедии, эти бессмысленные смерти их бы миновали — это бабушка и дедушка знали точно, потому что обоим писали из Нью-Йорка их братья, и в их письмах не было ни зловонных трущоб, ни безденежья, ни изнурительных поисков работы, а только небоскребы и мороженое на Кони-Айленд, и Сити-Колледж, в котором их сыновья учатся разным наукам.