Когда ворота захлопнулись за последней повозкой, с передней соскочила необъятная человеческая фигура с воздетыми к небу руками. Блай, казалось, получал удовольствие от того, что наводит на учеников страх — в Пенрегоне все было иначе: перед их родителями ему приходилось кланяться, и порой ниже, чем хотелось.
Токасия улыбнулась, представив Блая в аргивской столице. Шляпа в руке, слегка наклоненная голова, сбивчивая речь — еще бы, ведь ему нужно объяснить, что он хочет, не прибегая к грязным ругательствам. Видимо, он тоже был из тех, кто лучше всего чувствует себя в пустыне.
Археолог пригладила руками свои короткие седеющие волосы, машинально пытаясь расчесать несуществующие колтуны. В юности у нее были длинные волосы, почти такие же темные и пышные, как у Лоран. Может, и среди ее предков затесался какой-нибудь варвар из пустыни. Впрочем, в старости все похожи, независимо от происхождения, и теперь, когда Токасия жила в пустыне, короткие волосы казались ей благом — за ними было легче ухаживать.
Археолог нежно похлопала по черепу из синего металла, поднялась со складного кресла и протянула руку к своей трости — обломку какого-то неизвестного транского механизма из дерева и блестящей стали. Токасия именовала этот предмет тростью — инструментом, просто облегчающим передвижение по пересеченной местности, а не костылем, без которого и шагу нельзя ступить. Однако боль в суставах, посещавшая ее каждое утро — а утра в пустыне ранние и прохладные, — свидетельствовала скорее об обратном.
Спускаясь со своего «насеста», Токасия передвигала ноги подчеркнуто медленно. Блай, конечно, будет бушевать и ворчать, но плохое настроение еще ни разу не помешало ему торговаться. Транские машины и другое добро, ожидавшие его здесь, стоили сил и времени, потраченных на долгое и трудное путешествие по пескам.
Поэтому когда Токасия добралась до повозок, ее совершенно не удивило, что вокруг караванщика собралась плотная толпа учеников и надсмотрщиков. Удивило ее поведение самого Блая — перед ним стояли два незнакомых ей юноши, совсем еще мальчики, и торговец поносил их на чем свет стоит.
Первый был темноволос и коренаст. Всякий раз, когда Блай разражался воплями, он вздрагивал, едва выглядывая из-за спины второго паренька, светловолосого и худого. Он стоял гордо, широко расправив плечи, и принимал ярость купца на себя.
— Обманщики! Мошенники! Лжецы! — ревел Блай.
«Ребятам лет по десять, — решила Токасия. — Максимум по двенадцать». Именно в этом возрасте знатные семьи обычно впервые посылают своих детей в лагерь Токасии. Но это были не ее ученики, а до следующего сезона новобранцев не ожидалось. Сбоку, чуть поодаль, стояла Лоран. На ее лице одновременно отражались ужас перед происходящим и радость, оттого что Блай решил выместить свое недовольство не на ней, а на ком-то другом.