Андрей проводил его взглядом.
Конечно, люди теперь еще менее сентиментальны, чем были в его времена. Молодого человека просто попросили проводить Андрея до института, и он проводил. А рукопожатия, наверно, окончательно вышли из моды…
Потом он остановил себя:
«Кажется, я начинаю брюзжать. Но ничего трагического не происходит. Я вернулся на Землю. Вернулся и примусь за любимое дело. Поеду в джунгли Южной Америки и буду заниматься там приручением диких растений. Собирать то, что подойдет для Оресты. А сейчас иду в институт посмотреть „ПМ-150“, которая меня очень интересует. Вокруг расцветает майское утро. На Земле идет 2080 год, и вообще все в порядке».
Но он знал, что в действительности все было далеко не в порядке. На Земле он не потому, что так уж захотел на Амазонку, а чтобы увидеть Марию. Летел три световых года с сумасшедшей надеждой, что она вернется к нему, опять его полюбит.
Об этом он думал и во время полета Главной Звездной Экспедиции, и в ходе работ на Оресте. Все девять лет. Но ведь на самом-то деле тот, кто любит, а потом разлюбил, никогда не возвращается. Такого не случалось за всю историю человечества. Именно потому, что Андрей понимает это, он и брюзжит сейчас.
А что касается этой «ПМ-150», она его вовсе не занимает. Более того — он даже толком не знает, что это такое. Просто за два дня пребывания на Земле двадцать раз уже слышал: «ПМ-150», «ПМ-150, „ПМ…“
Впереди по аллее, направляясь к институту, шла девушка в коротком платье, узком в талии и широком внизу. Собственно, это было даже не платье, а балетный костюм, в каких лет сто назад на сцене Большого театра в Москве выступали прославленные балерины Уланова и Лепешинская. Какой-то намек на балет ощущался еще и в походке девушки — казалось, она не идет, а танцует.
Андрей посмотрел на ноги девушки, на ее плечи, на волну каштановых волос, закрывавших шею. Еще не понимая почему, он вдруг почувствовал, как у него отчаянно сжалось сердце и стало жарко в груди.
На мгновение ему показалось, что надвигается какое-то страшное несчастье и инстинкт предупреждает его об этом. Однажды он уже испытал такое чувство — ровно за секунду до того, как на Оресте началось «землетрясение» и огромный конус горы вместе с постройками и десятками людей медленно пополз в пропасть.
Андрей положил руку на грудь, спрашивая сердце, отчего оно так мучительно забилось, и, еще не вполне доверяя этому, но понимая, что это именно так, сказал себе, что в нескольких шагах от него, впереди, идет по аллее Мария.
А вокруг все изменилось. Солнечные блики на песке стали ярче — неприятного режущего оттенка, листва деревьев окаменела, небо потеряло глубину, превратилось в плоскость.