— Какую же беду ниспослал на тебя господь, бедный брат мой во Христе, если ты возмечтал о лохмотьях странника?
— Я был язычником, брат, в Мцхете меня крестили, я переменил веру, — начал Мамамзе, — и отныне хочу следовать примеру спасителя. Хочу избавиться от благ земной жизни и ходить по миру как странник, бездомный и бесприютный. Разве не так скитался в мире господь наш, спаситель наших душ?
Старик глянул на лицо неизвестного и на благородную его осанку. Слова показались убедительными. Сняв свою изорванную одежду, он протянул ее Мамамзе, потом присел на камень, разулся и отдал ему лапти.
Мамамзе снял с головы шлем, бросил его на землю, расстегнул латы и дорогое платье из аксамита и передал старцу. Сел и снял сафьяновые сапоги с загнутыми кверху, как у греческих галер, носками и положил перед странником.
— Откуда вы и куда держите путь? — спросил Мамамзе старца.
— Мы плотники и каменотесы, идем из Квелисцихе. Католикос Мелхиседек посылает нас для восстановления придворной церкви в замке Корсатевела, которую, сказывают, разрушили язычники.
У Мамамзе сжалось сердце при упоминании Корса-тевелы. Ему хотелось узнать, что еще говорят о замке, но он сдержал себя.
Мамамзе переоделся и собрался идти дальше. Старик хотел в свою очередь расспросить его, кто он, откуда, но не успел и слова— вымолвить, как неизвестный, пожелав ему доброй ночи, скрылся в темноте.
На темной улице Мтаварта Санатло Мамамзе нагнал караван, который шел из Джавахети и вез провиант для гарнизона Херкской крепости.
— Можно бедному страннику присоединиться к вам? — скромно спросил Мамамзе караванного вожака. — Страшно ночью одному.
— Откуда ты?
— Паломник из Тао, иду пешком из Артануджской крепости в Гудамакари собирать подаяние для церкви.
Беседуя таким образом, они миновали Мтаварта Санатло. В пригороде было тихо. Мамамзе время от времени оглядывался назад. Его никто не преследовал. Значит, во дворце не заметили его отсутствия. Он успокоился. Еще немного — они пройдут крепость Мухнари, и тогда он спасен… Темная ночь, как крепость, защитит его. Ворота Мухнари были заперты.
Караванный вожак пояснил, почему запирают крепость: эриставы Чиабер и Талагва Колонкелидзе подняли мятеж аланов и дзурдзуков, царь опасается их нашествия с севера.
Караван приблизился к воротам. Дозорные выступили из темноты.
Караванный вожак приветствовал начальника крепости и попросил пропустить караван.
— На рассвете мы вышли из Уплисцихе, но дорогой пал верблюд, и, пока перегружали вьюки, нас застигла ночь, — объяснял вожак.
— Сколько всех погонщиков? — спросил начальник крепости.