Наконец показался замок Корсатевела, и сторожевые башни возникли на той вершине, где дотоле видны были лишь облака.
От разреженного, высокогорного воздуха у Мелхисе-дека началось сильное сердцебиение. Под конец он перестал видеть облака и даже замок…
По одну его сторону ехал на муле Стефаноз, с другой— его поддерживал Мамамзе. Как неживой, покачивался Мелхиседек на муле, готовый упасть каждую минуту.
Подъехали к первой башне Корсатевелы, и Мелхиседека, потерявшего сознание, сняли с седла монахи. Бордохан, супруга Мамамзе, вышла со своими прислужницами и свитой к первой башне приветствовать католикоса и, как только его сняли с мула, вместе с другими женщинами бросилась к нему. Они прикладывались к рукам и стопам пастыря, целовали край его одежды. Католикоса внесли в палату, убранную коврами, паласами и богато расшитыми кожаными подушками, и положили на тахту.
Мамамзе был крайне озабочен. Он знал наперед, что царь Георгий безусловно сочтет Чиабера виновником, если католикос вдруг умрет, — это может усложнить и без того напряженные отношения между ними.
Бордохан царапала себе щеки. Всю жизнь она мечтала посмотреть католикоса. Трижды ездила в Мцхету взглянуть на него, но напрасно: Мелхиседек был в отъезде, то в Уплисцихе, то в Вардзиа или Артануджи, где строил и украшал храмы.
Неожиданное счастье выпало на ее долю. Католикос Мелхиседек сам посетил замок Корсатевела, но, увы, он едва жив…
Тринадцатилетняя Ката удивленно смотрела на мать и не могла понять, почему ее так тревожит самочувствие этого иссохшего, как скелет, старца.
Бордохан, подобно многим знатным грузинкам, была сведуща во врачевании. Она вмиг сообразила, что нужно делать, и послала рыбаков наловить в Арагве мальков форели.
Долго растирали Бордохан и ее старшая сестра Русудан грудь католикоса мокрым полотенцем, пока не привели его в чувство. Мамамзе сам внес на подносе живых мальков. Бордохан собственноручно оторвала у них плавники и, соблюдая правила, вычитанные ею в старинном лечебнике, дала проглотить Мелхиседеку один за другим двенадцать мальков. Через несколько минут в здоровье католикоса наступило улучшение.
Бордохан поверглась ниц к его стопам и в экстазе принялась целовать край его одежды. Негодующий Чиабер не выдержал этого зрелища и, шепнув отцу, что идет поторопить с обедом, решительным шагом вышел из комнаты. Католикос поднялся, осмотрелся, но нигде на стенах не обнаружил икон и крестов. Вспомнил он сообщения монахов-лазутчиков о том, что замок Корсатевела ограбили язычники-пховцы, а кресты и иконы переплавили на украшения кинжалов и мечей.