Вайтари почувствовал, как в нем поднимается раздражение. Им вдруг овладело отвращение ко всей этой восточной неге, где всякая мысль о деятельности казалась насмешкой.
– Значит, таково ваше последнее слово? – спросил он грубо.
Собеседник поднял руку.
– Дорогой, вы же знаете, что в политике последнего слова не бывает. Скажем, что в настоящий момент нам очень трудно оказать вам активную помощь. У нас чересчур много забот в Тунисе, Алжире и Марокко, где, как вы сами понимаете, нам необходимо добиться положительных результатов. Я с вами откровенен. Распылять наши силы в данный момент было бы чистым безумием. Мы вас ценим весьма высоко, тем более что, говоря откровенно, вы совершенно или почти совершенно один. Но такое положение не дает оснований для помощи людьми, оружием и боеприпасами в тех размерах, каких вы требуете. В крайнем случае мы могли бы взять на себя обучение ваших кадров, если у вас, конечно, есть люди, которых надо обучать. Думаю, что пока это не так. Время наступит, но оно еще не настало. На вашу беду, вы из той части Африки, которая… не вполне готова. В настоящее время каждая пуля и каждый доллар, которыми мы располагаем, могут быть гораздо более эффективно использованы в других местах. И мы отнюдь не заинтересованы в том, чтобы разжигать в ФЭА мелкие беспорядки, которые лишь выявят нашу неподготовленность. Лучше, чтобы общественное мнение подозревало, что наши силы накапливаются, чем обнаружить их отсутствие. Мы не можем действовать повсюду разом. Вот чем объясняется наш отказ… на данном этапе. Время наступит, уверяю вас…
По лицу говорившего пробежала легкая дрожь, которая будто эхо отразилась в голосе. У Вайтари хватило самообладания, чтобы отдать дань этому проявлению гордости: каково бы ни было положение его собеседника в самом Египте, в делах арабского мира власть свою он сохранял. Но Вайтари знал, какие противоречия существуют между консерваторами, поборниками священной войны, и сторонниками современного экономического и политического прогресса, чтобы не уколоть в больное место.
– Насколько я понимаю, вы преданы прежде всего своим религиозным убеждениям, – медленно произнес он. – А в Каире мне часто говорили о праве народов самостоятельно вершить свои судьбы…
Собеседник кивнул:
– Ислам – могучая закваска, но нужно время, чтобы началось брожение… Мы вынуждены в первую очередь защищать ислам от материалистического варварства, которое хлынуло с Запада… – Он уставился на свои янтарные четки, губы стали тоньше прежнего: он улыбался… – Для нас, кстати, вы должны это учесть, марксизм – западная доктрина…