Он презрительно отодвинул газеты.
– Неудивительно, что пресса колонизаторов представляет все под таким углом зрения, – сказал он.
– Да. Как не надо удивляться и тому, что арабская пресса представляет события в выгодном для вас свете… Мы вам никогда не отказывали в моральной поддержке.
Вайтари внезапно понял, что выбрал неверный путь. Главное ведь не в том, чтобы получить оружие и «добровольцев», главное – заставить говорить о себе, придать своей персоне международный масштаб. Это все, на что он пока мог надеяться, даже если бы ему и удалось совершить в ФЭА несколько удачных набегов. Заставить заговорить о себе, назначить срок, стать для внешнего мира заметной фигурой, без которой не обходятся переговоры, – вот единственная цель, возможная в данное время. Он понимал как никто, что в обозримом будущем немыслимо превратить ФЭА в самостоятельное государство, не входящее в крупную африканскую федерацию, где его собственная роль далеко не гарантирована. Пока уважают их обычаи, племена еще долго будут довольствоваться свободой, позволяющей жить как им нравится. Он выдвинул лозунг независимости в тот момент, когда явная неизбежность оккупации Европы Красной Армией и конфликта с Америкой открывала совершенно новые перспективы и, можно сказать, безграничные возможности. Перейдя к открытому расколу, он предполагал назначить срок восстания, а самому стать посредником будущего победителя, кем бы тот ни был. Он, видно, плохо рассчитал, – совершил ошибку в timing, как говорят англичане. И все, что теперь оставалось делать, – приобретать вес, положение. Надо выглядеть в глазах всего мира выдающейся личностью на политической карте Африки, – подняться на те высокие международные трибуны, где никто уже не спросит, пользуется ли он всенародной поддержкой и каковы его реальные возможности, где в расчет будут приниматься только его талант, красноречие и убеждающая сила голоса. Это пока единственный выход из политической изоляции, да и просто из одиночества. Надо, пользуясь парламентским жаргоном, «определиться» во времена кризиса, определиться в международном масштабе… Вайтари заговорил и говорил долго. Он был доволен, что разговор ведется по-французски, – только на этом языке он мог показать себя во всем блеске. Когда он кончил, то не получил ни оружия, ни денег, ни «добровольцев», но уже не сомневался в исходе беседы: собеседники уходили, уверенные в том, что этот человек с медью в голосе, облекавший африканскую страстность в хорошо скроенную одежду французской логики – новая звезда взошедшей на политическом небосклоне Африки. Вайтари посидел минуту-другую, вытирая лоб. Теперь он не сомневался в произведенном впечатлении. К несчастью, эти двое – лишь ничтожная частица той аудитории, которую предстояло завоевать. Задача по-прежнему оставалась нерешенной. Скоро в Бандунге соберется первая конференция колониальных народов, организаторы которой не сочли нужным его пригласить. Он уж постарается, чтобы подобное упущение – подобное оскорбление – не могло повториться. Надо любой ценой завоевать себе положение, и терроризм, пусть мнимый, пусть не имеющий реальной цели, – единственное, что может обеспечить ему политическую репутацию в международном масштабе. О том, чтобы поднять восстание племен, не могло быть и речи, вожди и колдуны относились к Вайтари враждебно, их разделяла непреодолимая стена невежества, суеверий и первобытных обрядов. Но в два или три приема можно подбросить газетам кое-какие сенсационные заголовки, они сперва открывают вам ворота тюрьмы, а потом и двери министерских приемных… Все опять упиралось в одно. Надо, чтобы его заметили, надо любой ценой добыть оружие, набрать хорошо оплачиваемых добровольцев, провести несколько набегов в глубь французской территории, Следовательно, необходимы деньги, а в сложной расстановке сил на африканском континенте и во всем мире – это цель достижимая, в чем он не сомневался, быть может потому, что не сомневался в своем будущем. Это будущее он ощущал в мощи собственного голоса, силе рук, в мере своего одиночества, которое сможет утолить только безраздельная власть. Необузданные стремления, порой не дававшие спать, были порождены памятью и волей, – памятью о предках, десяти поколениях вождей уле, и желанием поднять Африку из племенной тьмы до своего уровня. Тут не было и речи о «вере в свою звезду», Вайтари был далек от подобных суеверий, верил в силы интеллектуальные, моральные и физические, которые в себе ощущал.