Однако главное открытие нас ждало чуть позже. В стороне от котлована, за штабелями бетонных плит, возле забора, чудом сохранилось несколько молоденьких березок. Здесь мы тоже обнаружили знакомые следы женских сапожек, но рядом с ними оказались довольно четкие отпечатки грубых мужских ботинок. Сомнений тут не было: мужчина и женщина пришли сюда вместе, постояли возле березок и вместе же ушли. Вот только в каком направлении они потом двигались, к котловану или к воротам, установить не удалось: в нескольких шагах от березок следы оказались затоптанными. И все-таки главный вывод не вызывал сомнений: женщина была на стройке не одна. Отсюда, конечно, еще далеко до вывода, что тот мужчина является убийцей, что это он сбросил свою спутницу в котлован. Но все же пищу для размышлений и новых версий, а также еще один вполне конкретный объект для розыска это открытие дает.
- М-да... - задумчиво произносит Кузьмич, когда я заканчиваю свой подробный доклад. - Любопытно...
- Отпечаток снять не удалось? - интересуется Петя.
- Где ж тут снимешь, - я машу рукой. - Тонкий слой снега. Сфотографировали под разными углами, и все.
- Ну что ж, - вздохнув, заключает Кузьмич. - Видимо, тебе, Лосев, это дело и надо вести до конца. Особых сложностей тут нет, надо полагать. Это не случайный грабитель или насильник. Это знакомый. И дела тут, скорей всего, любовные. Как ты полагаешь?
Кузьмич смотрит на меня из-под стекол очков и, видимо подметив недовольство в моем взгляде, усмехается.
- Ну конечно, снимем с тебя кое-что. Не волнуйся. Хотя по твоим годам на перегрузку жаловаться негоже. Бывало, и не столько мы тянули.
- Во-первых, Федор Кузьмич, я не жалуюсь, - запальчиво возражаю я. - А во-вторых, если хотите знать...
- Во-вторых, он не вам, он в профсоюз будет жаловаться, - смеется Петя.
- Предупредим конфликт, - тоже усмехается Кузьмич. - Дело по арбатской группе передашь Денисову, когда он вернется из командировки.
Кузьмич нас отпускает, и я весьма довольный возвращаюсь к себе. Доволен я тем, что с меня сняли очень муторное дело, в котором замешана уйма народу, тут придется исписать горы бумаг, провести десятки длинных и скучнейших допросов, опознаний и очных ставок. Дело, главным образом, носит профилактический характер. Но при всей своей очевидной важности - а что может быть важнее, чем не дать совершить опасное преступление? - дело это невозможно громоздкое и объемное. Впрочем, радость моя длится не долго. Уже в троллейбусе, по пути к Игорю в больницу, мне вдруг приходит в голову неожиданная мысль: а почему, собственно говоря, Кузьмич вдруг проявил такую чуткость и щедрость? Дал, видите ли, по его словам, пустяковое дело, а забрал вон какое. Что-то раньше я не замечал с его стороны такого благоволения к себе. Или он решил дать мне передохнуть после сложного дела, которое я только что закончил? Что-то непохоже это все на нашего Кузьмича. Что-то тут не так. Но Кузьмич не может знать по новому делу больше, чем знаю я. И с его главным выводом, что дело быстро раскроется, как только будет установлена личность той женщины, я тоже согласен. Но главный ли это вывод? Не иначе как Кузьмич учуял в этом деле еще что-то. Не иначе. Благотворительностью он не занимается, и награды в виде легкой работы от него не дождешься.