Действительно, внутри секретера находился какой-то тяжелый предмет. Он перекатился вдоль задней стенки, ударился о перевернутый верх и застрял. Нужно было исхитриться извлечь его.
— Давайте поднимем секретер и потрясем его, — предложил я. — Держите его так, наклонив вниз.
Секретер оказался тяжелым. Нам потребовалась минута, чтобы поднять его под правильным углом. Когда мы наклонили его соответствующим образом, тяжелый предмет вывалился на пол. После этого раздался шелест бумаг, падающих на ковер. Держа секретер на весу, мы не могли видеть, что это за бумаги.
— Давайте-ка встряхнем его, — предложил я.
Мы встряхнули секретер.
Хейл постучал своей большой ладонью по задней стенке:
— Кажется, это все.
Мы поставили секретер на место и взглянули на кучу бумаг, вывалившихся на пол. Там оказались старые письма — пожелтевшие пачки — и тот тяжелый предмет. Это был револьвер 38-го калибра.
Я поднял его и стал рассматривать. Четыре гнезда барабана были заряжены. В двух находились стреляные гильзы. На револьвере проглядывало несколько ржавых пятен, но, в общем, он был в хорошем состоянии.
— Кто-то, вероятно, сунул револьвер в ящик секретера поверх бумаг, а потом, когда в спешке выдвинул ящик, оружие свалилось вниз, — предположил Хейл.
— Подождите минутку, — остановил его я.
— Давайте посмотрим, как вставляется этот ящик, какое пространство останется за ним свободным.
Я вставил ящик в пазы и взглянул за него.
— Ни единого шанса, что револьвер мог упасть туда случайно. Щель слишком мала. Его, по-видимому, засунули туда сознательно, предварительно вынув ящик.
Иными словами, это пространство использовалось как тайник.
Хейл встал на колени, чтобы проверить мое предположение, потом изрек:
— Вы правы, Лэм. Вы — настоящий детектив! Давайте-ка теперь посмотрим, что это за письма.
Мы просмотрели несколько старых писем — они не представляли собой ничего особенного. Несколько старых оплаченных счетов, полное мольбы и отчаяния письмо какой-то женщины, которая просила мужчину вернуться и жениться на ней, письмо от мужчины, который просил дать ему взаймы денег, чтобы он мог «перекрутиться», выдержанное в духе обращения к «дорогому старому другу».
— До чего мне нравятся эти вещи! — улыбаясь, сказал Хейл, прочитав письмо. — Перекресток человеческих жизней. Будучи совершенно посторонними людьми, мы можем исследовать тон этого письма и убедиться, до чего неуместно выбран этот стиль обращения к «дорогому старому другу». Я не доверял бы этому человеку, пока могу опрокинуть этот секретер одной рукой!
— Согласен с вами, — поддержал его я. — Интересно, а что в этих газетных вырезках?