Грэмпс, казалось, не слышал ни единого слова окружного прокурора.
— Будь я проклят, — повторил он, — если здесь не найдется работы для порядочного сыщика.
Глядя на Милдред, Дюриэа покачал головой.
— По-моему, дедуля просто напрашивается на то, чтобы его засадили за решетку.
Грэмпс ухмыльнулся.
— А теперь послушай-ка меня, Френк Дюриэа. Никому не удастся застукать меня за чем-то противозаконным.
Дюриэа зевнул и потянулся.
— По-моему, нам пора на боковую, Грэмпс. Устраивайтесь поудобнее. Заднюю дверь мы не запираем…
И еще, надеюсь, завтра вы не поднимите нас с петухами?
— Вы меня даже не услышите, — торжественно пообещал Грэмпс.
Френк Дюриэа с трудом открыл глаза, когда еще за окном только начинало сереть.
Еще не проснувшись окончательно, он попытался сообразить, что же разбудило его так рано. Это был, вне всякого сомнения, какой-то странный, неприятный звук. Он был похож на… И вот он опять повторился. Вне всякого сомнения, это скрипела дверь.
Дюриэа подскочил в постели. Через открытое окно в спальню заглядывали зеленые листья пальм, рядом ветки эвкалипта слегка отливали красноватым цветом под еще слабыми лучами солнца. Как ни рано было, он ясно видел, что ветра не было и в помине. На фоне светлеющего утреннего неба листья казались совершенно неподвижными.
Ему показалось, что разбудивший его звук шел от задней двери. Если ветра не было, то, значит…
Затем он вспомнил о приезде Грэмпса Виггинса, чертыхнувшись про себя, повернулся на другой бок и попытался снова уснуть.
Но сон уже так легко не приходил к нему. Напрасно он вертелся с боку на бок, раздражаясь от своей неспособности заснуть снова, раздражаясь еще больше по мере того, как вставало солнце и в спальне все становилось залитым его светом, так что, если бы ему и удалось в конце концов уснуть, проку от этого уже бы не было.
Ему казалось вначале, что Милдред еще спит, но, повернувшись в третий раз на другой бок, он услышал ее голос с соседней подушки:
— Какой смысл вертеться под одеялом и ругаться сквозь зубы. Попытайся лежать спокойно, расслабься, дыши размеренно и думай с восхищением об окружающем тебя мире.
— О, вот, оказывается, как все просто, — пробормотал Дюриэа, — а ты сама-то на себе это пробовала?
— Еще чего! — возмущенно ответила она и затем добавила: — Я не могу восхищаться всем миром сразу.
Они улыбнулись друг другу и собрались вставать.
— Это тебя старик разбудил? — спросила Милдред.
— Да, но, собственно, с этого только началось. Потому что потом я услышал какой-то странный стук.
— Не стук, дорогой, а грохот.