– Мне он никогда не нравился, – фыркнула Флейта. – Он был уродлив, как смертный грех, от него несло, как из сточной ямы, а кроме того, он был воинствующим фанатиком.
Бевьер с трудом сглотнул.
– Пожалуйста, Афраэль, не делай этого, – попросил он. – От такого становится не по себе.
– А О чем была эта пьеса? – спросил вдруг Телэн с загоревшимися глазами.
– Этоник якобы был правителем мифического королевства где-то на территории нынешней Восточной Каммории, – ответил Бевьер. – Легенда гласит, что он затеял религиозную войну со стириками.
– И что же было дальше? – алчно спросил Телэн.
– Он плохо кончил, – пожал плечами Бевьер. – Это же, в конце концов, трагедия.
– Но…
– Когда-нибудь сам прочтешь, Телэн, – твердо сказал Вэнион. – Сейчас не время для историй. Телэн помрачнел.
– Готов спорить, что нашего юного друга можно захватить врасплох в самый разгар кражи, – хохотнул Улаф. – Надо только сказать: «Жил да был когда-то» – и он замрет, как вкопанный.
– Это бросает новый свет на все, что до сих пор происходило в Дарезии, – задумчиво проговорил Вэнион. – Быть может, все это – одно гигантское мошенничество? – он вопросительно поглядел на Флейту.
Она покачала головой.
– Нет, Вэнион. Кое в чем, с чем мы уже сталкивались, была магия различной силы.
– Кое в чем – возможно, но не во всем. Была хоть какая-то магия в том, что мы видели сегодня?
– Ни капли.
– Так, стало быть, магия измеряется? – полюбопытствовал Келтэн. – Ее считают галлонами?
– Как дешевое вино, ты хотел сказать? – ядовито осведомилась Флейта.
– Ну не совсем, но…
– Это было очень важно, – поспешил вмешаться Спархок. – Спасибо тебе, Афраэль.
– Моя жизнь в служении вам, – насмешливо улыбнулась она.
– Прекрати.
– Я что-то ничего не понял, Спархок, – сказал Келтэн.
– Мы только что обнаружили, что не все, о чем сообщалось в Материон, было сотворено настоящей магией. В этих делах замешана изрядная доля мошенничества. О чем это говорит?
– Что наши противники ленятся, – пожал плечами Келтэн.
– Я бы так не сказал, – возразил Улаф. – Они не стесняются потрудиться в действительно важных делах.
– Двое, – сказала Сефрения. – Самое большее – трое.
– Прошу прощения?.. – озадаченно отозвался Улаф.
– Теперь понимаешь, как это может раздражать? – осведомилась она. – Представление, которое мы видели нынче ночью, говорит о том, что у наших противников есть два, от силы три человека, которые владеют настоящей магией. Я бы сказала, что им приходится разрываться на части. То, что происходит в Эдоме – а также, вероятно, в Астеле и Даконии, – не имеет особого значения, а потому они не считают нужным тратить на эти пустяки магию.