Значит, Хаднатт взобрался на пятнадцатифутовый палисад. Он, должно быть, не в своем уме. Кавалькада умчалась по дороге, кучер подгонял лошадей, запряженных в карету, насколько позволяло их достоинство и неровности дороги. Экипаж кренился и подпрыгивал, Хорнблоуэра бросало то в сторону Джерарда, а иногда даже в направлении сидящего напротив Спендлова. Дорога, по которой они ехали, вела к открытой части острова, за которой начинались Голубые горы. Всадники перешли на рысь, и кучер последовал их примеру, так что движение экипажа стало более терпимым.
– След довольно свежий, милорд, – сказал Джерард, внимательно смотревший вперед, где ищейки все также натягивали поводки.
– Хотя по этой дороге должно было проехать немало людей с тех пор, как он прошел по ней, – заявил Спендлов.
– Ого, – сказал Джерард, вглядывавшийся вперед, – они сворачивают с дороги.
Когда карета достигла угла, они увидели верховых, свернувших на широкую тропу, идущую через поле тростника, кучер, не мало не смущаясь, повернул вслед за ними, но еще через две мили отчаянной скачки он вынужден был натянуть поводья и остановить лошадей.
– Остановимся здесь, Хорнблоуэр, – сказал губернатор. – Здесь тропа упирается в брод через Хоуп-ривер.
Остановившиеся всадники дали лошадям перевести дух. Барбара помахала ему рукой, облаченной в перчатку.
– На другой стороне нет следа, – пояснил губернатор, а затем, обращаясь к людям с собаками, крикнул: – пройдите как вверх, так и вниз по течению. И по обоим берегам.
Помощник начальника военной полиции отсалютовал в знак того, что приказ услышан.
– Ваш человек знал, что мы пошлем за ним собак, – сказал губернатор. – Он прошел вдоль по реке. Однако рано или поздно он должен был выбраться на берег, и тогда мы снова возьмем след.
Барбара направила свою лошадь к экипажу, и, приподняв вуаль, заговорила с Хорнблоуэром.
– Доброе утро, дорогой, – сказала она.
– Доброе утро, – ответил Хорнблоуэр.
Трудно было добавить еще что-нибудь, если принять во внимание те события, которые произошли за последние час или два и их последствия. Барбара сильно раскраснелась от жары и физической нагрузки. Она выглядела измученной и усталой, улыбка на ее лице была явно напускной. Хорнблоуэру пришло в голову, что в этой охоте она, так же как и он сам, участвует поневоле. Видимо, она восприняла переезд из Адмиралти-Хауза в дом губернатора как повод для беспокойства: как и положено женщине, она не могла доверить эту работу морякам, оставив ее без своего присмотра, даже если флотским приходилось делать это сотни тысяч раз. Она устала, организовывая все это, и в результате почувствовала себя утомленной.