Некоторое время спустя он проснулся: Спендлов тряс его за плечо.
– Милорд! Милорд!
Он приподнял голову, с легким недоумением оглядываясь вокруг: ему потребовалось несколько секунд для того, чтобы вспомнить, где он находится, и как он тут оказался. Перед ним стояли Джонсон и еще один или два пирата, на заднем плане виднелась одна из женщин, поза ее свидетельствовала о том, что она приняла непосредственное участие в принятии решения, которое, видимо, было-таки достигнуто.
– Мы пошлем к губернатору тебя, лорд, – заявил Джонсон.
Хорнблоуэр заморгал, глядя на него: хотя солнце зашло за скалу, свет был слишком ярким.
– Ты, – продолжал Джонсон, – пойдешь ты. А он останется у нас.
И он жестом указал на Спендлова.
– Что вы имеете в виду? – спросил Хорнблоуэр.
– Ты пойдешь к губернатору и добудешь нам помилование, – ответил Джонсон, – ты попросишь его, и он его даст. Он останется здесь. Мы можем отрезать ему нос, или выколоть глаза.
– Господь всемогущий, – выдохнул Хорнблоуэр.
После всех дискуссий Джонсону, или его советникам, может быть, той самой женщине, удалось найти приемлемый выход из ситуации. У них имелись своеобразные представления о чести, об обязательствах, которые накладывает на человека необходимость соответствовать определению «благородный». Они подозревали также, что отношения, связывающие Хорнблоуэра и Спендлова вполне могут иметь характер родства: такой вывод они могли сделать, наблюдая, как Хорнблоуэр спит на коленях у Спендлова. Им стало ясно, что Хорнблоуэр ни в коем случае не оставит Спендлова на произвол похитителей и сделает все возможное, чтобы возвратить ему свободу. Может даже – воображение Хорнблоуэра, находясь на грани сна и бодрствования, хлестало через край, – может, они даже уверены, что в случае, если у него не получится выхлопотать помилование, он вернется, чтобы разделить судьбу Спендлова.
– Мы пошлем тебя, лорд, – повторил Джонсон.
Женщина, стоявшая позади, что-то прокричала.
– Мы пошлем тебя, лорд, – сказал Джонсон, – вставай.
Хорнблоуэр, не спеша, поднялся: ему в любом случае необходимо было время – для того, чтобы определить, какую частицу собственного достоинства ему удалось еще сохранить, да и если бы даже он хотел рывком вскочить на ноги, ему бы это не удалось. Все тело ужасно ныло.
– Эти двое проводят тебя, – заявил Джонсон.
Спендлов тоже поднялся.
– С Вами все в порядке, милорд? – с волнением спросил он.
– Да, за исключением одышки и ревматизма, – ответил Хорнблоуэр, – а Вы-то как?
– О, я в порядке, милорд! Пожалуйста, не беспокойтесь обо мне более, милорд.