– Нет, спасибо, – отозвался я. – Я уже привык к этому месту. Так как же насчет синопсиса?
– Оставьте пока у нас.
Я увлекся двумя старыми театральными иллюзиями, которые нашел в купленных книгах: «Сон художника» и «Зачарованный оконный переплет». Я был уверен, что они метафоры чего-то, но рассказ, который должен был их обрамлять, никак не получался. Я писал первые несколько фраз, которые не складывались в первый абзац, первые несколько абзацев, которые не складывались в первые страницы. Я набирал их с клавиатуры, а потом выходил из файла, его не сохранив.
Как-то утром я сидел во дворе и пристально рассматривал двух белых карпов и одного белого с алым. Я решил, что они выглядят, как рисунок рыб руки Эшера, что меня удивило, так как мне никогда не приходило в голову, что в рисунках Эшера может быть хоть что-нибудь реалистичное.
Благочестивый Дундас протирал листья фикусов. У него была бутылочка с раствором и тряпка.
– Привет, Благочестивый.
– Сэ-а.
– Хороший сегодня день.
Кивнув, он закашлялся и стал бить себя кулаком в грудь, а потом кивнул снова.
Оставив рыб, я сел на скамейку.
– Почему вас не отправили на пенсию? – спросил я. – Разве вам не полагалась пенсия еще лет пятнадцать назад?
Он продолжал натирать.
– А то как же, полагалась. Но я тут достопримечательность. Управляющий сколько угодно может говорить, мол, тут все звезды мира останавливались, но это я рассказываю гостям, что Кэри Грант ел на завтрак.
– А вы помните?
– Нет, черт бы меня побрал. Но остальные тем более не знают. – Он снова закашлялся. – Что вы пишете?
– Ну, на прошлой неделе я писал синопсис сценария. Потом пришлось переделывать. А сейчас я жду… чего-то.
– Так что же вы пишете сейчас?
– Рассказ, который никак не получается, как надо. Про викторианский фокус под названием «Сон художника». Там на сцену выходит художник с большим полотном, которое ставит на мольберт. Это картина с изображением женщины. А потом он смотрит на картину, и его охватывает отчаяние: ему никогда не стать настоящим художником. Затем он садится и засыпает, а изображение оживает, сходит с полотна и говорит ему, чтобы он не сдавался. Продолжал бороться. Однажды он станет великим мастером. Затем женщина забирается назад на полотно. Свет гаснет. Потом он просыпается, и снова видит перед собой картину…
– … а другая иллюзия, – объяснил я женщине со студии, которая совершила ошибку, изобразив притворный интерес в начале встречи, – называлась «Зачарованный переплет». Над сценой в воздухе висит окно, а в нем появляются люди, но кругом никого нет. Думаю, мне удастся провести этакую параллель между зачарованным окном и… ну, скажем, телевидением: в конце концов, оно же самый логичный кандидат на эту роль.