Они поднялись на верхнюю ступеньку. Покоритель Индии, небрежно поставив одну ногу на плиту из поверженной к его стопам бронзы, удовлетворенно взирал мимо них на лужайки парка.
– Смотрите-ка, дверь открыта,– в голосе Лэмберта прозвучало почтительное восхищение.– Работают, как в будний день. Да, этому действительно придают значение.-
Не дождавшись такого же энтузиазма от Алана, он сказал: – Что ж, займитесь своими делами, а я займусь своими. И имейте в виду,– добавил он рассудительно,– все это может принести нам большую пользу, объединить всю Европу вокруг нас против нацистской опасности. Ничто так не скрепляет политические союзы, как грохот солдатских сапог.
И с прощальным кивком, исполненным благожелательности, которую ничто не в силах поколебать, он исчез в величественной темноте главного подъезда. Тернер постоял с минуту, глядя ему вслед, соразмеряя его тщедушную фигуру с тосканскими колоннами пышного портика, и в выражении его лица появилось даже что-то печальное, как если бы ему очень хотелось быть Лэмбертом – маленьким, аккуратным, преданным делу, не знающим тревог. Наконец, встряхнувшись, он пошел дальше, к менее внушительной двери в боковом крыле здания. Это была непрезентабельная, наполовину стеклянная дверь, забитая изнутри бурым картоном, с табличкой, запрещающей вход посторонним. Даже ему оказалось не так-то просто войти.
– Мистер Ламли интересовался вами,– сказал дежурный у входа,– Конечно, если у вас найдется для него минутка.
Дежурный был молод, женоподобен и предпочитал другое крыло здания.
– Он спрашивал очень настойчиво, по правде говоря. Сложили вещички, едете в Германию?
Все это время, не переставая, орал его транзистор. Кто-то вел прямой репортаж из Ганновера на фоне рева толпы, напоминавшего грохот морского прибоя.
– Судя по этим звукам, вас там ожидает хорошенький прием. Они уже покончили с библиотекой и теперь добираются до консульства.
– Они покончили с библиотекой еще днем. Передавали в последних известиях в час. Полиция оцепила консульство. Тройной кордон. Черт побери, их и близко не подпустят к зданию.
– С той поры положение ухудшилось! – крикнул дежурный ему вслед.– Они жгут книги на рыночной площади. Погодите, вы еще увидите.
– Обязательно увижу. Именно за этим я и еду, черт побери.– Голос у него был негромкий, но разносился далеко – голос йоркширца, беспородного, как дворняжка.
– Вам заказан билет в Германию. Спросите в транспортном отделе. Поезд, второй класс. А мистер Шоун ездит первым.
Распахнув дверь в свою комнату, он увидел Шоуна, развалившегося в кресле за его письменным столом; гвардейский мундир Шоуна висел на спинке стула Алана. Восемь пуговиц сияли в лучах солнца – тех, что, оказавшись посмелее, пробились сквозь цветное стекло. Шоун говорил по телефону.