И у Марфы Вахрамеевны сердце екнуло. Чинно она гостям поклонилась, еще раз глянула на Еруслана Лазаревича и глаза опустила – хорош, пригож! Пированье-столованье окончилось. Поблагодарили гости за хлеб, за соль, распрощались и разошлись, разъехались. Тогда Еруслан Лазаревич и повел речь:
– Приехал я к вам, царь-государь, по доброму делу, по сватовству. Если бы ты благословил, а Марфа Вахрамеевна пошла за меня замуж, так лучшей судьбы-доли мне и не надобно!
– Любезный Еруслан Лазаревич, если дочь согласна, так и я рад с тобой породниться. Теперь за тобой дело, Марфа Вахрамеевна, – повернулся он к дочери. – Скажи, люб ли тебе жених?
Зарумянилась девица-красавица, потупила очи ясные и потом промолвила:
– Я твоя и воля твоя, батюшка царь-государь! А коли благословишь, так я согласна.
– Вот и хорошо! – весело сказал царь Вахрамей. – Ай, по сердцу, по душе мне зять сыскался. В царском житье ни пива варить, ни вина курить всего вдоволь. В скором времени свадьбу сыграли, пир отпировали. И стал Еруслан Лазаревич жить-поживать со своей молодой женой Марфой Вахрамеевной у тестя.
День за днем, неделя за неделей – так незаметно почти целый год прошел.
Как-то раз говорит Еруслан Лазаревич Марфе Вахрамеевне:
– Надо съездить проведать родителей, да и тебя показать отцу с матерью.
– Ох, рада бы я радехонька поехать твоих родителей повидать и с тобой не разлучаться, да ведь сам видишь, нельзя мне теперь в дальнюю дорогу ехать, а путь туда не близкий, не легкий. Навести их в этот раз один, только скорее возвращайся. А на тот год уже всей семьей поедем. И помни: как поедешь мимо Девьего царства, станут тебя звать погостить, смотри не заезжай. Если заедешь, околдует тебя Царь-девица.
– Ну что ты! Зачем мне в Девье царство заезжать?
Потом подал ей золотой перстень с тем драгоценным камнем, что от морского змея получил:
– Если сын у нас родится, отдай ему, когда он в возраст придет. И пусть ни днем ни ночью перстня этого с руки не снимает.
Затем собрался, снарядился и отправился в путьдорогу.
Едет Еруслан Лазаревич да едет. День прошел и другой прошел. На третий день видит – раскинулся перед ним сад, глазом не охватишь. В том саду великолепный дворец стоит, золотой крышей на солнышке горит. Окна во дворце хрустальные, наличники замысловатой резьбой изукрашены.
Только поравнялся с садом, как вырыскнул кто-то на коне из ворот. Вгляделся Еруслан Лазаревич и увидел: скачет к нему поленица [46] удалая, на коне сидит как влитая. Глаза у поленицы соколиные, брови черного соболя, личико белое, румяное, из-под шлема спадают косы русые до пояса. Заговорила – словно реченька зажурчала: