— Да, — согласился Юлиан. — Но самая красивая из них стоит на помосте.
— Она свободна, — напомнил ему Отто.
— Она красивая самка, — с восхищением проговорил Юлиан, уставясь на Геруну.
Та поспешно отвела глаза.
— Да, — кивнул Отто.
— Тебе не кажется, что из нее получилась бы отличная рабыня?
— Согласен. Она была бы отменно хороша.
— Смотри, — указал Юлиан, — вон где теперь ее одежда и побрякушки.
— Вижу, — подтвердил Отто.
В самом деле, теперь все эти вещи красовались на рабынях — на каждой была частица богатого убора, некогда входившего в королевское одеяние Геруны на «Аларии». Одежда была изрезана так, что теперь вся состояла из лохмотьев и длинных лент.
У подножия помоста, слева от него, были прикованы три блондинки — так называемые «рабыни для показа», бывшие гражданки Империи, обращенные в рабство на корабле «Алария». Они были одеты так, как обычно варвары наряжали рабынь. У одной на левой щиколотке, там, где обычно рабыни носили ножные браслеты с опознавательными знаками, была привязана полоска ткани, отрезанная от одежды принцессы Геруны. У другой такая лента, попросту оторванная от подола платья принцессы, была обмотана вокруг шеи, поверх ошейника. На третьей рабыне клок платья охватывал левое предплечье. Всем им достались и украшения, которые некогда носила Геруна — браслеты, надетые поверх наручников, ожерелья на шеях, под зачесанными вверх и соблазнительно уложенными волосами. Волос женщинам не подстригали со времени их пленения. У рабынь длинные волосы ценились, поскольку это было не только красиво, но и позволяло менять прически или использовать волосы в более интимных целях. Кроме того, в некоторых случаях их можно было использовать в качестве веревок. Обрезание волос или сбривание их считалось наказанием. Конечно, все зависело от того, к какой работе готовили женщину. Длинные волосы были ни к чему, если ей приходилось чистить конюшни. Длина, вид, ухоженность волос рабыни — все это зависело от воли хозяина. Рабыня должна была следить за ними так, чтобы угодить хозяину, и не имела права менять прическу без его разрешения. Точно так же обстояло дело с гривами и хвостами лошадей.
— Как стыдно, должно быть, Геруне видеть свою одежду и украшения на рабынях, — заметил Отто.
— Да, — одобрительно кивнул Юлиан.
— Неужели тебе не жаль ее?
— Она свободна, и я свободный человек — в этом смысле я, конечно, испытываю жалость, — ответил Юлиан. — Но если бы она была рабыней, мне ни к чему было бы жалеть ее.
— Да, тогда ее никто не стал бы жалеть, — согласился Отто.
— Тогда она стала бы просто рабыней.