Ник взобрался наверх к глядящей в мир щелке, оперся рукой о ее край, и тут же под его тяжестью посыпалась земля и подался камень. Ник включил висевший на поясе карманный фонарик и в его ярком свете увидел, что когда-то дыра здесь была гораздо шире, но затем ее заложили камнями.
Кладка пострадала от времени, и при некотором старании ее можно было развалить.
Ник принялся за работу, пристроив зажженный фонарик на выступ стены.
Дел– то всех -немного расшатать камни… Он выберется наружу, чтобы это доказать, и затем сложит камни обратно более надежно.
Ник упирался, проталкивался, извивался и наконец оказался на воле. И только теперь, когда достиг своей цели, он вспомнил, что пора оглядеться вокруг. Сидя на корточках, упершись ладонями в землю, Ник посмотрел вниз, на подножие холма.
Набежавшее облако пригасило сияние солнца, однако не смогло затемнить яркое цветовое пятно на земле. Медленно поднявшись на ноги, Ник увидел, что его, возможно опасное, желание исполнилось. Там стоял Герольд.
В первое мгновение Ник чуть не нырнул обратно в пещеру, но было уже поздно. Он знал, что Герольд успел его заметить, и к тому же совсем не хотел открывать ему потайной лаз. Поэтому он двинулся навстречу незнакомцу.
Насколько Ник мог судить, перед ним был тот же самый Герольд, которого он видел раньше. Человек (если только он таковым действительно являлся) был одного роста с Ником, но гораздо стройнее. Джинсы и футболка американца казались тусклыми рядом со сверкающим великолепием камзола, украшенного богатой вышивкой серебром и золотом.
Камзол был разделен на четыре квадрата, расшитые каждый своим затейливым орнаментом, а на короткой пелерине в миниатюре повторялись те же узоры. Его четырехугольная шапочка, ниже которой волосы так плотно прилегали к голове, что казались нарисованными, имела тонкий золотой ободок, похожий на маленькую диадему.
Лицо Герольда было непроницаемым и бесстрастным: кожа – очень белой, так что опускающиеся к уголкам губ усы тоже выглядели словно нарисованные чернилами. Сперва он не тронулся с места, но едва Ник сделал три или четыре шага прочь от лаза, он тоже легкой скользящей походкой двинулся ему навстречу.
Они остановились друг против друга на расстоянии вытянутой руки. За все это время Герольд не проронил ни слова, и лицо его хранило все то же спокойное, застывшее выражение. И когда он наконец заговорил, это было неожиданно, словно дар речи обрела раскрашенная кукла.
– Я – Авалон.
Он снова замолчал, и Ник сделал вывод, что теперь его очередь представиться.