Холм распадался на террасы — «котили», разделенные тщательно вырезанными в траве полосами, которые теперь заросли пыреем. Этот склон не обрабатывался уже шесть или семь сезонов. На другой стороне холма стадо тонкорунных овец, внезапно испугавшись какой-то мимолетной, только им ведомой опасности, всей массой бросилось бежать и так же внезапно остановилось. Шарль перевел взгляд на картину, которая расстилалась перед ним. Южный бриз порой доносил до него аромат яблок; едва слышно каждая седьмая волна ударялась о берега заливов Боули, Розель и Флике. Этот звук разносился в воздухе и замирал, достигая его ушей в виде непрерывного свистящего шепота. Монотонное повторение, казалось, несло с собой намек на какое-то послание, которое однажды может обрести бытие, но пока говорило лишь об истощении и усталости.
«Пусть наш мерный шум не убаюкивает тебя. Не думай, что тебе удастся разгадать цель нашей работы, — казалось, говорили волны. — Не воображай, будто день, когда прибой сровняет твою каменную глыбу с океанским дном, будет днем нашей победы. Он станет только началом новой работы. Мы продолжаемся, мы длимся, вот и все». Море переливалось и пульсировало вокруг острова, поверхность его дрожала, как шкура какого-то неведомого зверя, который напрягает мускулы, собираясь кинуться на добычу.
Море не допускало возражений против своего вечного шепота: бытие оправдано только бытием, и ничего другого не нужно. Но человек в доме на холме не хотел подчиниться этой истине. Как и его дед, схватившийся рукой за горло и из последних сил прохрипевший «Рошель», прежде чем его язык распух от яда. Как и его отец, в ясный, безветренный день севший в лодку, чтобы морской прилив принес к берегу его труп. Скорбь только обостряла гнев, взывавший к мести. Но к гневу примешивался страх. Сколько суждено длиться этой схватке, в которой поражение неизменно терпел его род, род Ламприеров? Отыщет ли он своих тайных врагов, если даже не знает их имен? Он просто идет по следу, но вот-вот колесо повернется, нужен только легкий толчок, чтобы оно повернулось и выволокло их, ослепленных светом, на поверхность. Он должен спешить, иначе судьба предков не минует и его. Приближение к древней тайне убивало всех. Судьба не минет и меня, подумал он. Но нет, еще не сейчас, не в это прекрасное летнее утро, не на этом милом острове, знакомом с рождения. Он посмотрел вниз: ручей по-прежнему стремительно бежал по неглубокому руслу. Серебристо-черный, они запрудили его, когда были мальчишками, но для чего, он уже не помнил. Рыба в нем не водилась. За ручьем лежала рощица, в ней росли дубы и вязы, туда, он улыбнулся при этом воспоминании, решительная Марианна привела его, бесстрашно разделась и легла на твердые травяные кочки среди древесных корней. Слева была церковь, где две недели спустя они обвенчались. И там, на тропе, вьющейся между этими памятными местами, плод их союза, юный Джон, выписывал сейчас ногами нелепую траекторию, направляясь к той же церкви.