Почему– то захотелось какой-то эротической сценки. Турецкий ринулся листать дальше, но кроме охов и ахов ничего не нашел. Видно, сильно задела сердце мужика эта «девочка».
И нигде ни разу никаких воспоминаний об оставленной семье. Хотя, если быть справедливым, это не он их, а они его оставили. Вернее, жена. Да, в общем, понять-то можно…
Разочарование пришло на сотой с чем-то странице. Трудность чтения заключалась еще и в том, что страницы были исписаны аккуратно с обеих сторон и так сброшюрованы. И читать трудно, и в руках держать.
Интересна причина страданий! Оказывается, Красновский познакомил свою любовь с Романом Григорьевичем и… невесту, считай, украли. Не в прямом, разумеется, смысле. Она втюрилась в великолепного старца, забыв, что он ей уже и не в папаши годится, как Игорь, а в прадедушки. Семьдесят пять лет – не шутки. Но с другой стороны – какая могучая фигура! Втрое старше? Как это в «Крокодиле»-то было, в те еще времена: «Позвольте, я стану вашей вдовой!» Похоже на то. Ну вот и разочарование! А не в нем ли причина того, что Игорь отказался от несостоявшейся любви, а с горя, известно, куда еще не кинешься? Политика – не самый худший вариант…
"…Я не могу без омерзения смотреть на эту шлюху! Нагло, в открытую и без всякого стеснения, без совести использующую сексуальную притягательность своего лживого тела для достижения столь низменных целей – охомутать старого человека, неспособного в бытовом отношении решать какие-либо проблемы! Он великий ум, но у него совершенно нет трезвости самооценки. У него полностью отсутствует чувство реального… До добра это не доведет! И я не хочу участвовать в разрушении замечательного создания природы. Но и ссориться не могу, потому что у меня нет аргументов, которые были бы понятны ослепленному страстью патриарху…
…Между нами назревает трещина. Я чувствую его укоризненный взгляд на себе, как бы говорящий: как же мог ты, друг, не понять меня?… А у меня нет слов, чтобы объяснить ему его глубочайшее заблуждение.
…К своему ужасу осознал, что она – я больше никогда не назову вслух ее имя! – как будто бы не прочь на уик-энд повторить со мной наше давнее путешествие на Лонг-Айленд!… Не скрывая презрения, я спросил: «Разве вас, в вашем положении, мадам, может устроить столь платоническое приключение?» На что она с откровенностью публичной женщины заметила: «Больше никаких платонизьмов!» Мы говорили по-русски, и этот ее «платонизьм» меня просто шокировал. Уже из холодного любопытства я поинтересовался, а что по этому поводу думает старец? Она со смехом заявила, что он отбывает на неделю в Лос-Анджелес, куда ей доступ закрыт. Вот она и решила…