– Любопытно. Но о его характере говорит немало. Химия, моя дорогая, это все-таки неживая природа. А экспериментировать с человеком… ну скажем так, святого, конечно, маловато. Да плюс, как ты походя заметила, желание прославиться, а в конце пуля в лоб. Неприятно такое говорить, но, похоже, она была заслуженной.
– Ты меня жалеешь или вправду так считаешь?
– А ты мне эти страницы не давай. Сожги их, выбрось, забудь. Кстати, – улыбнулся он, – почти уверен, что ничего нового о тебе они мне не расскажут. А вот я, полагаю, мог бы! Так что, остановимся на этом варианте?
– Спасибо. – Лиза опустила глаза. – Я тебе теперь, конечно, отдам все. А ты поступай, как диктует твоя совесть. Хочешь – читай, не хочешь… Но я бы не хотела, чтобы эти записи фигурировали в следственном деле. Чужие глаза…
– Ты – умница. Какие у тебя самой на сегодня планы?
– Надо провести редколлегию по мартовскому номеру. Но это будет не очень долго. Если, конечно, у наших обиженных писателей не возникнет желания обменяться слезными жалобами.
– Ты и писателей печатаешь?
– Это литературно-критический журнал. Тираж крохотный. Едва выживаем. Писательская община в Германии главным образом помогает. Наши, уехавшие туда и имеющие средства. А!… Но когда тебе надо будет уйти, возьмешь мои запасные ключи… Или… – она с улыбкой взглянула на него, – у тебя свои методы?
– Это ж не я, это крупный специалист трудился. Около трех минут. А опытный жулик с набором отмычек за пять справится. Ты подумай и поставь сигнализацию. Если, конечно, есть, за что бояться.
– Бояться я могу только за собственную жизнь. Но для этого совсем не надо запираться в квартире. Машины бегают, кирпичи на головы падают, налоговая инспекция за горло держит… много способов.
– Вернемся к баранам? А то что-то тебя на элегию потянуло.
– Ты хочешь есть? Разогреть пиццу?
– Нет уж, если я останусь, то придется соорудить что-нибудь повкуснее.
– Тебе не понравилась моя пицца?!
– Не твоя – магазинная. Я посмотрю, как сложится со временем, и попробую сам что-нибудь путное сочинить. Женщинам, предпочитающим холостяцкую жизнь, кухня, как правило, противопоказана. За исключением салатов, где они просто режут все, что есть в холодильнике, и заливают майонезом. Не так?
– Боже мой, какой нахал! – она с ужасом прижала ладони к щекам. – И я его…
– Да-да, ты – меня, не возражаю. Но расскажи мне про эту твою знакомую. Едой мы потом займемся…
Ирина Косенкова была соседкой семейства Пастушковых по лестничной площадке. Она была старше Лизы на пять лет, и, значит, сегодня ей было сорок три года. Столько же, сколько и Турецкому. Но в отличие от него она не заканчивала юрфаков, не гонялась за преступниками, а вела до поры до времени самый благопристойный образ жизни. Папа – Василий Петрович – был неприметным работником советской торговли. И эта неприметность позволяла ему за всю его торговую биографию ни разу не быть обвиненным в нарушении даже самого незначительного из великого множества положений и законов. Как это у него получалось – отдельный разговор. Если в том возникнет когда-нибудь нужда.