– Привет, коллега! – с улыбкой приветствовал Рэма Турецкий. – Вячеслав Иванович, не прикажешь своим угостить нас кофейком, что ли, за неимением другого? – И по-приятельски подмигнул Зотову.
Генерал нажал на кнопку связи и строго сказал в микрофон:
– Три кофе, пожалуйста.
Пока Рэм осваивался, пока пожилая секретарша начальника расставляла на приставном столике чашки с кофе и сахарный песок, Турецкий достал из своего потертого портфеля пачку листов и стал их просматривать, некоторые откладывая в сторону. Потом он часть из них скрепил металлической скрепкой, которую бесцеремонно взял из коробочки на столе генерала с таким видом, будто он здесь если не хозяин, то, как говорится, большой друг дома, и протянул их Рэму.
– Давайте не стесняйтесь – пейте кофе и поглядите на этот текст, который вам может показаться знакомым.
Рэм начал читать, но через минуту воскликнул:
– А чего вы мне дали? Я же все это знаю! Вы же от меня… – Он быстро взглянул на Грязнова, но генерал успокаивающе поднял ладонь. – Я ведь сам отдал вам этот дневник Вадима.
– Нет, – возразил Турецкий. – Вы правы в одном, и это меня радует. Вы узнали почерк Вадима. Все верно, это из его дневника. Но я почти уверен, что вы эту его часть – начальную – не читали. Она находилась совсем в другом месте, где мы ее и обнаружили. Как, кстати, и окончание. А знаете почему? Потому что эти странички представляли и для него, а тем более для вас несомненную опасность. Но вы читайте, я подожду.
Они не пялили глаза на Зотова, но ни одно движение, как говорится, мускула на его лице, ни один жест Рэма не проходил мимо их внимания. И очень скоро они обнаружили, что Зотов читал те странички, где довольно подробно описывался факт вербовки Кокорина неким Борисом Николаевичем.
Почему Александр для начала дал именно этот кусок? Он хотел быть уверенным в том, что подозрение Вячеслава не лишено оснований. Однако дальнейшее превзошло все ожидания.
Зотов вдруг вздрогнул, будто от удара электрошока. Еще ничего не понимая, взглянул на Грязнова, на Турецкого, потом снова уткнулся носом в текст, а лицо его и шея стали неудержимо краснеть. Это при его-то бледно-сморчковом колорите?
Александр отвернулся, чтобы не смущать его взглядом, но и не настолько, чтобы вообще не видеть. Грязнов наблюдал сквозь скрещенные перед лицом пальцы – в позе задумчивого вахтера, определяющего проходящих посетителей по цвету и форме обуви.
В общем, обоим все стало ясно, оставались некоторые детали для уточнений.
Рэм дочитал, долго молчал, не поднимая головы, а когда посмотрел на присутствующих, лицо его было бледнее обычного.