– Давай попробую, – сказала Тапело.
Павлин подцепил на вилку свою еду и передал вилку Тапело. Она прожевала кусок. Прикрыла глаза, перекатывая пищу во рту. Устроила настоящее представление, изображая великого дегустатора.
– Меня сейчас вырвет, – сказала Хендерсон.
И все это время Тапело смотрела на меня; как будто у нас с ней был общий секрет. Хотя, собственно, так и было.
– На вкус это яичница с беконом, – сказала она.
– Усраться можно, – сказала Хендерсон.
– Прикольно, – сказал Павлин. – А мне кажется, это заварной крем. Не яичница, а сладкий крем.
– А вместо бекона? – спросила Тапело.
– Чернослив. Да, именно так. Заварной крем с черносливом.
Я пошла звонить Кингсли. Мужчина за стойкой сказал, что телефон – в том конце коридора, и пожелал мне удачи. Телефон лежал на полу, у входа в мужскую уборную… Я наклонилась, подняла аппарат, сняла трубку. Треск и помехи на линии. Никакого гудка. Я потыкала пальцем в кнопки. Безрезультатно. А потом я заметила перерезанный провод.
Тогда откуда взялись помехи?
Когда я вернулась за столик, Хендерсон с Тапело снова ругались.
– Когда мы приедем на море, – сказала Тапело.
– Что?
– Можно будет пойти на пляж. Ну, то есть погулять по пляжу.
– Мы, может, и погуляем. Но тебя с нами не будет.
– Но я же вам хорошо помогаю. Вчера вечером…
– Вчера – это было вчера, а сегодня – уже сегодня.
– Ну а сегодня? Если бы не я, вы бы сейчас так и плутали неизвестно где.
– Знаешь что, девочка, бежать уже некуда. Болезнь пожирает весь мир и когда-нибудь доберется и до тебя. – Я знаю, да.
– А знаешь, в чем главная сложность с такими, как ты? Если твое состояние еще не такое тяжелое, как у всех остальных, это еще не значит…
– Ну, блин. И что я, по-твоему, должна делать?
– Малышка, от шума не скроешься. – Хендерсон отвернулась от Тапело. – Слушайте. Марлин, Павлин. Слушайте, что я скажу. Я хочу, чтобы сегодня все было очень легко и просто. Хочу доехать до места, найти того парня. Как его там?
– Джейми.
Я уже показала им письмо Кингсли.
– Джейми, да. Джейми из театра.
– Вы о чем? – спросила Тапело.
– И я не хочу никаких неприятностей, – сказала Хендерсон.
– Никто не хочет, – сказала я.
– Ну вот, Марлин. Нам не нужны лишние сложности. Павлин? Ты меня слышишь? Павлин? Что ты делаешь?
– Что?
– Что ты делаешь?
– Смотрю на себя.
– Ага. В ложку?
– В ложку, – сказал Павлин. – А что? В ложку – можно. В смысле, нигде не написано, что нельзя. Распоряжений насчет ложек не было.
– Точно, – сказала Тапело.
– Я тихо хуею, – сказала Хендерсон.
Павлин держал ложку перед собой. И смотрелся в нее, как в зеркало.