— А-а-а… Это всего лишь вы, Морис, — раздраженно проговорил Жак Луи. — Кто вас впустил? Знают же, что я не выношу, когда меня отвлекают от работы.
— Надеюсь, не всех гостей, которые заходят к вам до завтрака, вы встречаете в подобной манере, — ответил молодой человек, по-прежнему улыбаясь. — К тому же, на мой взгляд, ваше занятие мало напоминает работу. Над такой работой я не прочь потрудиться и сам.
Он снова взглянул на Валентину и Мирей, замерших в золотом сиянии солнечных лучей, которые лились в комнату через северные окна. Сквозь прозрачную ткань гостю были видны все изгибы трепещущих юных тел.
— Мне кажется, вы и без того поднаторели в подобной работе, — сказал Жак Луи, взяв другую кисть из оловянной банки на мольберте. — Будьте так добры, отправляйтесь к помосту и поправьте для меня эти драпировки. Я буду направлять вас отсюда. Утренний свет почти ушел, еще минут двадцать — и мы прервемся на завтрак.
— Что вы рисуете? — спросил молодой человек. Когда он двинулся к помосту, стала заметна легкая хромота,
словно он берег больную ногу.
— Уголь и растушевка, — сказал Давид. — Идею я позаимствовал из тем Пуссена. «Похищение сабинянок».
— Какая прелестная мысль! — воскликнул Морис. — Что вы хотите, чтобы я исправил? По мне, все выглядит очаровательно.
Валентина стояла на помосте перед Мирей, одно колено выдвинуто вперед, руки подняты на высоту плеча. Мирей — на коленях, позади нее, вытянув вперед руки в умоляющем жесте. Ее темно-рыжие волосы были перекинуты таким образом, что практически полностью закрывали обнаженную грудь.
— Эти рыжие волосы надо убрать, — сказал Давид через студию.
Он прищурил глаза, разглядывая девушек на помосте, и, помахивая кистью, стал указывать Морису направление.
— Нет, не совсем! Прикройте только левую грудь. Правая должна оставаться полностью обнаженной. Полностью! Опустите ткань ниже. В конце концов, они не монастырь открывают, а пытаются соблазнить солдат, чтобы заставить их прекратить сражение.
Морис делал все, что ему говорили, но его рука дрожала, когда он откидывал легкую ткань.
— Больше! Больше, Бога ради! Так, чтобы я мог видеть ее. Кто, в конце концов, здесь художник? — закричал Давид.
Морис слабо улыбнулся и подчинился. Он никогда в своей жизни не видел столь восхитительных молодых девушек и недоумевал, где Давид отыскал их. Было известно, что женская половина общества становится в очередь в его студию, в надежде, что он запечатлеет их на своих знаменитых полотнах в виде греческих роковых женщин. Однако эти девушки были слишком свежи и простодушны для пресыщенных плотскими удовольствиями столичных аристократок.