Завершив первичный осмотр и указав ликтору, что из улик следует забрать с собой, барон направился к выходу из залы.
— Хвала Вечному Страннику! Вы закончили! Сударь Тэрц, приступайте. Я уже послал за столяром, и как только вы управитесь…
— Не спешите, голубчик. Если стряпчего я еще готов терпеть здесь — разумеется, в присутствии ликторов! — то со столяром вам придется повременить.
— Почему, ваша светлость? Как же так?! Вы ведь закончили?
— Нет, — сухо бросил Конрад и проследовал из каминной залы в холл, сопровождаемый по пятам возбужденным хозяином.
По дороге он думал, что внешняя комиссия ликтората должна отбирать в слуги закона не дубоватых верзил, ловко управляющихся с табельными топорами, а судейских крючков, вроде настырного стряпчего, или приставучих Трепчиков-младших. Ну, хотя бы треть личного состава. Эти землю носом взроют, а ни одной оброненной пуговки, ни одного свечного огарочка не пропустят. Из природной въедливости, которая, если задуматься, сама по себе изрядный талант. А пообещай им премию…
— Ваша светлость!
— У меня есть вопросы лично к вам, сударь Трепчик. Попрошу отвечать коротко и честно. Это в ваших же интересах. Я доступно выразился?
— Куда уж доступней, ваша светлость…
— Отлично. Итак, известно ли вам, что именно произошло ночью в гостинице?
— Да! То есть нет…
— Извольте выражаться яснее, сударь! Да или нет?
Барон нахмурился, глядя Трепчику-младшему в переносицу: словно гвоздь вбивал. Под его взглядом хозяин съежился, сделавшись похож на побитую собаку и мокрую курицу одновременно, если в природе возможен такой монстр.
— Я… я слышал. Но не видел.
— Что именно вы слышали? В какое время?
— Около полуночи. Я в гостинице ночевал. В свободной комнате.
— Вы спали? Вас что-то разбудило? Трепчик замялся, топчась на месте.
— Я… не спал, ваша светлость.
— Почему? — фон Шмуц картинно приподнял бровь. Обычно это разило свидетелей наповал.
— Я… я был не один.
— И, естественно, не с супругой.
— Ваша светлость! Умоляю! Виолетта меня убьет! Вы ее не знаете!
Кажется, гулящий отельер хотел упасть барону в ноги, но побоялся. И правильно. Фон Шмуц подобных выходок не жаловал. И, уж конечно, был рад, что незнаком с ревнивой Виолеттой Трепчик.
— А это зависит от вас, сударь мой. От вашей откровенности и желания помочь дознанию. Итак, что за особу вы осчастливили своей благосклонностью?
— Повариху, ваша светлость.
— Ее я допрошу позже.
— Осмелюсь заметить, ваша светлость: Ганечка… повариха, то есть, — она немая. Ее допросить затруднительно выйдет.
— Но вы-то разговорчивы за двоих. Рассказывайте, что слышали.