Вигилла надеялась, что барон что-то смыслит в этой ахинее.
— Ты че на толчке фрустришь, архетип? — опомнился горбоносый красавец с серьгой в ухе. — Тони в лежку со своей шлендрой! Не, шлендру оставь, а сам тони, с чучелой фетишной…
— Зашибись. Сундук! Плывун в масть фрустрит. Это ж драное холеро, братва! Лупача сморчки штопанули…
— Не Лупач я!
— Здынь, коряга! Штопанули, забанили и внахлест согнали с бана ни за рыбий хрен? Кривой буран вьюжит! Не верю!
— Схрючился Лупач! Сморчкам подмахивает!
— Да не Лупач я!
— Так ты ж сам нащас задвинул: сморчки тебя отбанили ни за раз! Валюгу на дышло, не хаврюк ты после?!
— А пускай плывун нам булькнет: с какого церебра он про Лупатого сурмит?!
— Колись, макрель! В лоскутье отрямзим!
Анри загрустила. Она все-таки мантисса, а не боевой маг; пускай и со спецподготовкой. На арест-семинарах вигилов «точили» под силовой захват чародеев, а никак не уличных бандитов. Одно дело чужую волшбу спиралью заворачивать, другое дело — своей волшбой от дубины отмахиваться. Бывает, что дубина куда как быстрее оказывается. Двоих-троих спеленаешь, а четвертый из-за угла, сплеча, поперек изящного заклятия вульгарным колом…
Что скажете, ваша светлость?
Светлость сказала:
— Зырь, на тощий храп себе ляпцун не отменжуй, лафер! За «плывуна» вкручу на семь румбов под килькой! Захарили, уроборосы? Нараз какой болт стукнет в косяк, нараз и вкручу по самые фейцы!
Вигилла проморгалась, захлопнула рот и пришла в восторг.
— Шкандер этот, с казнючей тлумакой, — продолжил барон, изящно харкнув под ноги спорщикам, похожим сейчас на диараму «Идолы-поганцы внимают Максу Шелепуге», — не хаврюк, и не Лупач. Сморчкам крюков перцанул — верняк, малцун назаверть! Вам, гофренам, так в сентур не перцануть! Чухом не спряли, шпуцеры!
Кажется, в увлечении обсцентной лексикой барон позволил себе лишнее. Вся шайка-лейка, разом забыв о «хаврюке», могучей кучкой двинулась на пришлого грубияна.
— Это мы гофрены, мачта?
— Мы шпуцеры?!
— За форзель тямишь, че макуют?
Вперед вывернулся мерзавчик с пламенным ухом, рванул из-за пазухи кистень:
— Макуй плывуна!
И с раскрута ударил морячка в висок.
Анри опоздала вмешаться. Однако личина, наложенная на барона, сработала лучше всяких защитных чар. Чугунная гирька на цепи со свистом прошла сквозь голову матроса-эфемера, не причинив никакого вреда реальному Конраду, который был значительно ниже ложного образа. Казалось, сам ветер прошелестел вслед оружию: «Лети, лети, кистенек, через запад на восток, через север, через юг, возвращайся, сделав круг…» Завершив полет, гирька шваркнула юнца в многострадальное ухо, надолго выведя из строя. Улучив момент, хромой громила поудобнее перехватил костыль, и взгляду предстало странное: у тени колченогого, злобно метнувшейся по стене — три руки! Но удивляться аберрациям зрения — или фантазии?! — времени уже не осталось.